– Ты веришь в разум, дорогой Лорин. Однако многие решения продиктованы не логикой, и тем не менее работают. Каждый из нас делает выбор, который, если бы его взвесили, оказался бы, эмм…. оказался бы неверным.
Я не понимал, зачем тогда нужны взвешиватели, если в итоге все равно приходится так или иначе принимать решения самому?
– Что мы можем точно оценить, так это выгоды, которые принесет решение непосредственно товарищу, принимающему его, но не многочисленным сообществам, частью которых он является. Это нечто за гранью наших возможностей, – он сделал небольшую паузу, чтобы прояснить свои мысли, прежде чем продолжить. – Я бы даже сказал, для нас это попросту невозможно. Потому что… даже если бы это было нам под силу, как понять, когда пора остановиться? Каждый из нас – член постоянно разрастающихся сообществ, и как далеко придется зайти, чтобы взвесить последствия индивидуального выбора? Остаться в рамках семьи, родственников, друзей? Или нации? вида? планеты? Может быть, даже целой Вселенной? Никто и никогда не сможет произвести столь сложные взвешивания. А если кто-то и сможет, они окажутся бессмысленными. Многие решения принимаются нерационально.
Тем временем солнце, поднимаясь все выше и выше, уже начало пригревать поляну, и некоторые товарищи, покончив с утренними заботами, подошли послушать. Лизетта с улыбкой поприветствовала всех и вкратце объяснила ситуацию.
– Я не могу понять, к чему ты клонишь, – перебил я Пино: мне показалось, что по ходу обсуждения он теряет нить разговора. – Ты должен был помочь мне выбрать между Летописцами и Черноземами, а в итоге мы заговорили о Вселенной…
– Позволь привести пример, – он огляделся по сторонам в поисках чего-нибудь подходящего. – Посмотри на пчел, перелетающих с цветка на цветок. Если бы кто-то приблизился к их улью, те же самые пчелы, которые… эмм… сейчас так счастливы в утренней прохладе, набросились бы на него, чтобы ужалить. И, следовательно, умерли бы, не задумываясь, во имя выживания улья. Правильно ли поступила бы пчела, позволив себе умереть? Такие решения нельзя взвесить. Действительно ли ее жертва спасла бы улей? Или в этом не было бы необходимости? Пчела, конечно, не задумывалась бы об этом, как и ты не задумываешься, может ли твой поступок помочь выживанию сообщества.
Я уныло кивнул. Как я и боялся, Пино ничем мне не помог. Каким бы ни оказалось мое решение, оно так или иначе повлияет не только на меня, но и на многих других товарищей. Каким образом? Поди знай. Я высказал свои сомнения Пино, и собравшиеся одобрительно загомонили, согласные с этим горьким замечанием.
– Мне кажется, ты придаешь своему выбору больше значения, чем он того заслуживает. Я имею в виду, что тебе стоит выбрать так, как… будет лучше для тебя самого. Все взаимосвязано. Что мы знаем о последствиях этой нашей беседы? Если бы мы занялись чем-то другим, а не сидели здесь и не болтали в кругу друзей, или если бы некоторые из присутствующих, вместо того чтобы слоняться без дела, провели бы это время за другими, более полезными занятиями, как это отразилось бы на будущем нашего сообщества? Этого нам узнать не дано.
Внезапно и без всякой видимой причины Пино замолчал. Под изумленными взглядами окружающих он оставался неподвижным, словно окаменев.
Некоторое время ничего не происходило. Когда мы уже начали опасаться за судьбу товарища, Пино стал раскачиваться на ветру, сначала медленно, затем все более энергично, сопровождая движения непрерывным всплеском «Эмм…. Эмм…» Никто на поляне никогда не видел ничего подобного. Это было похоже на мерцание пламени свечи под воздействием меняющихся воздушных потоков, по крайней мере, так мне показалось; позже я узнал, что для Мерцающих раскачивание – основополагающая практика при решении любой проблемы.
Более того, само название клана происходит от мерцания пламени. Многочисленные члены племени часто повторяют в течение дня: «Пламя, прилипнув к фитилю, больше не успокаивается; напротив, мерцает и не знает покоя».
Тем временем раскачивание Пино становилось все интенсивнее, как и частота повторения «Эмм». Наш товарищ склонялся до самой земли, словно под порывами непреодолимого ветра своих собственных «эмм…», который грозил вот-вот выкорчевать его из земли.
Внезапно все закончилось – так же неожиданно, как и началось. Пино позволил ветру убаюкать себя на несколько мгновений, затем плавно изогнулся к земле, сделав почти поклон, и наконец снова обратил на нас внимание.
– Итак, у меня есть решение, – улыбнулся он и заговорил спокойно, как ни в чем не бывало.