Чуть позже, когда они уже подходили к Дальнему, на зов Себы из зарослей вышли три худенькие беловолосые девочки – две постарше, лет четырнадцати, и одна малышка лет шести. Новость о том, что у них теперь другой клан, другой вождь и другой шаман (причем оба непревзойденно могучие), потрясла девочек до глубины души.
Еще один шестилетний мальчик, по словам Себы, исчез бесследно. Или он убежал слишком далеко от тропы и не слышал ее криков, или на него напал какой-то хищник.
Посмотрев на медленно бредущих связанных и обнаженных полуафриканок, одна из девочек, которую звали Сэти, спросила, что с ними собирается сделать шаман Петрович. Дара перевела этот вопрос и получила ответ, что он будет делать из них людей.
– А сейчас они кто? – спросила Сэти.
– Я наложил на них заклятье, – придав голосу как можно больше значимости, сказал Петрович, в котором снова проснулся учитель, – и сейчас они никто. Вот придем на место, я проведу еще один обряд – и они начнут становиться людьми.
– Ау-га! – это восхищенное восклицание девочки можно было перевести как «Ух ты!». – А ты с каждым людоедом так можешь? – она смотрела на него во все глаза, в которых читалось восхищение и трепет.
– Нет, не с каждым, – ответил Петрович, – а только с тем, кто раскаялся. Того, кто не хочет раскаиваться, следует убивать.
– Когда ты их сделаешь людьми, кожа у них станет такой же светлой, как у нас? – снова спросила Сэти, в глазах которой горел огонек неистребимого любопытства, свойственного всем детям без исключения, в какие бы времена они ни жили.
– Нет, девочка, – покачал головой шаман, – кожа у них останется такой как была. Человек может быть человеком с любым цветом кожи. Разница между человеком и людоедом внутри и снаружи не видна. У некоторых людоедов кожа белее снега, но от этого они лучше не становятся.
Сэти глубоко задумалась и долгое время пребывала в молчании.
Перед самым закатом караван пересек ручей и вступил на то поле, на котором в полдень и произошло побоище. Тела убитых все еще беспорядочно валялись тут и там – в тех позах, в каких их застала смерть. Кровь уже давно побурела и над трупами с надсадным жужжанием кружили зеленые мясные мухи.
– Шаман Петрович, – снова спросила Сэти, дернув за рукав Дару, чтобы та переводила, – вы их всех убили, потому что они не хотели раскаяться?
– Да, – сказал тот, – ваши женщины бежали к нам за помощью, а людоеды гнались за ними, чтобы съесть. Тогда мы встали и встретили их своими громом, молниями и холодной сталью, после чего они все умерли, а у духа смерти случился большой праздник.
– А что такое холодная сталь? – спросила девочка.
– Вот посмотри, – Петрович вынул из ножен нож и показал ей.
– Какой красивый, – сказала девочка, – а можно его потрогать, или он убьет и меня тоже?
– Потрогать можно, – ответил мужчина, – но только осторожно, не за лезвие и не за острие, они кусаются.
Девочка протянула дрожащие тонкие пальчики к клинку и слегка коснулась его.
– Ой, – произнесла она восхищенным шепотом, убирая руку, – он действительно холодный. Это им ты убил всех людоедов?
На Петровича пытливо смотрели большие и лучистые зелено-карие глаза. И было в них столько преданности и признательности, что ему даже стало неловко. Детские глаза! На свете нет ничего выразительнее. И когда они смотрят на тебя вот так, с беспредельным восхищением, доверием и любовью, понимаешь, что сделаешь все ради того, чтобы глаза эти никогда не омрачила печаль…
– Нет, – ответил он, убирая нож в ножны и ласково глядя на девочку, – у него есть старший брат, которого я сейчас доставать не буду. Кстати, мы уже почти пришли, вон стоят шатры женщин твоего бывшего клана. Давай, беги, обрадуй их тем, что вы все живы.
Глaва клана догадывался, что эта необычно бойкая и любознательная девочка, скорее всего, была дочерью вождя или старейшины, уж очень свободно она с ним себя держала. Но оно и к лучшему. Он был уверен, что этот диалог очень быстро разойдется слухами по стоянке бывшего клана Лани, и ему не придется снова говорить на эту тему. Вторым концом эта беседа была направлена на полуафриканок – Алохэ, конечно же, поняла то, что Дара переводила для Сэти, и теперь изложит эту историю своим товаркам в правильном ключе, что положительно повлияет на воспитательный процесс.
Подходя к лагерю, он почувствовал, что смертельно устал и едва тащит ноги. Но несмотря на это, ему предстояло выдержать еще одно испытание. В лагере уже было все готово. Пылал огромный костер. Тарахтел мотор на «Отважном». Жужжал насос, и из-под полотнищ душевой палатки, прокладывая путь к берегу, тек ручеек горячей воды. Рядом с душевой палаткой стоял поставленный на попа обрубок бревна, на котором лежала машинка для стрижки.