– Хорошо, – сказала та, – сделаю. Только у меня к тебе тоже есть просьба. У нас тут уже столько народу, что пора все оборудовать по-человечески. Столы и скамейки для обеда, большой навес над ними. Не обязательно крыть навес досками, можно и тростником. Большой котел с очагом. Как прикажешь готовить на сто человек в маленьких кастрюлях и котелках? Сортир, наконец – а то эта орда в скорости загадит все кусты, и будет у нас тут полная антисанитария.
– Понял, – сказал Петрович. – Не переживай, Витальевна. Все будет, я тебе обещаю.
Пробежка до Дальнего, зарядка, снова пробежка обратно. За ночь ночные падальщики изрядно потрудились над оставленными лежать без присмотра телами людоедов. Часть уволокли с собой, а часть растерзали на месте, оставив только дочиста обглоданные кости. Когда они вернулись в лагерь, женщина подтвердила, что да, всю ночь был слышен вой, плач и хохот гиен. Сергей Петрович подумал, что сюда гиены приходят из степи. Стоит только пересечь Гаронну, перевалить через холмы – и здравствуйте, необъятные просторы. Конечно, непривычно, когда степь не на юге, а на севере от леса, но что поделать – такая уж тут география.
Быстро позавтракав, вожди собрались на планерку.
– Петрович, – сказала несколько возбужденная Марина Витальевна, – твоих африканских девочек я осмотрела. Это просто ужас какой-то. Всех их, даже девочек, которым на вид не больше десяти лет, неоднократно и извращенно насиловали. У всех следы побоев, гематомы и ссадины. Все, мягко выражаясь, недокормлены. У тех, что постарше, начинаются проблемы с зубами. Пятеро, скорее всего, беременны на ранних сроках, причем среди них одна девочка, у которой еще даже нормально не начала расти грудь.
– Санаторных условий мы им сейчас обеспечить не можем, – сухо сказал тот, – сами упахиваемся как папы Карлы. Да и с психологической точки зрения, это им сейчас противопоказано. Прессинг на них должен снижаться постепенно. Сколько из них могут сейчас работать, к примеру, на лесопилке, подтаскивая круглое и оттаскивая плоское?
– Таких, – ответила женщина, – семнадцать человек. Только сильно их не нагружай, пусть сперва привыкнут.
– Хорошо, я постараюсь. Нужно будет подумать, кого к ним поставить бригадиром.
– Не бригадиром, а сержантом, – поправил Андрей Викторович. – Пусть с самого начала у них будет военная дисциплина.
Петрович задумался.
– Назначим Валеру, – сказал он через некоторое время, – парень в этом деле понимающий, да и в чинах ему уже пора подрасти. Помощницей и переводчицей к нему поставим Дару. Остальных тоже надо будет чем-нибудь занять, чтобы не бездельничали, а проводили время со смыслом. Это уже твоя забота, Витальевна. У меня для малолеток работы только на одного-двух человек – убирать опилки и стружку с рабочего места.
– А как мне с ними общаться? – озабоченно спросила фельдшерица, – язык северных равнин, на котором говорят Дара и Мара, понимает только эта твоя Алохэ, которая теперь Анна, а ее ты забираешь. Надо как можно скорее научить их всех русскому языку. Вот – Гуг, Дара и Мара с нами меньше месяца, а лопочут по-русски уже вполне прилично.
– Вот именно что лопочут, – заметил физрук, – у знающих людей такой уровень владения языком называется пиджин-рашен. Глядя на них, уже и наши начали тоже ломать язык, особенно младшие. Даже от Кати я уже слышал «твоя моя не понимать». Дичает девка.
– В следующий раз разрешаю тебе дать ей по губам, – нахмурившись, сказал Сергей Петрович. – Надо объяснить всем нашим, что сюсюкать и ломать язык с местными строго противопоказано. Разговаривать только нормальным русским языком, а если чего не поняли – разъяснять. А то будет нам тут обратная конвергенция. А вообще, языковые курсы нужны обязательно, по часу после обеда и ужина каждый день.
– Постой, Петрович, – подал голос Антон Игоревич, – подумай, кого мы можем назначить на это дело? Из нас с Мариной учителя никакие, а ты с Андреем все время занят, и вам просто не до того.
– Если что, – сказал отставной прапорщик, – то я тоже пас. В смысле языка могу вести только курс специальной словесности для повышения квалификации сержантов – и только.