Впрочем, сильно удалиться ему не дали: хьюгги образовали довольно тесный круг возле жука, и Тирах потребовал, чтобы Семен занял в этом кругу место.
Они так и стояли в напряженной тишине, которую нарушали лишь журчание далекого ручья да шелест травы под налетающими временами порывами ветра. И Семен стоял – а куда денешься? И смех и грех: два десятка первобытных мужиков стоят и смотрят, как бедный жук шевелит лапками! Идиоты…
А мероприятие длилось, между прочим, не пятнадцать минут – прошло уже, наверное, часа полтора-два, цирк погрузился в сумерки, когда прозвучал наконец довольно дружный вздох. Но не от облегчения – общее напряжение еще больше усилилось: жук перевернулся!
Семен давно уже не смотрел на него – надоело – и теперь не сразу обнаружил насекомое среди примятой травы. Оно куда-то ползло. «Кажется, не ко мне», – определил Семен и вновь стал смотреть по сторонам, пытаясь отключиться от безрадостной действительности.
Уже окончательно стемнело, когда наконец эта пытка стоянием кончилась. Народ разразился воплями и начал двигаться. Семен же просто опустился на землю там, где стоял: «Пускай спотыкаются об меня, мать их ети!» Впрочем, в общей суете никто его не задел даже случайно – в сумерках хьюгги ориентировались прекрасно.
Насколько можно было понять из общего гомона, виновник охотничьей неудачи был наконец обнаружен. Как это ни странно, им оказался один из охотников – наверное, именно к нему подполз жук (привлеченный запахом носорожьего навоза?). Семен понадеялся, что сейчас парня просто прикончат к всеобщему удовольствию и начнут располагаться на ночлег. Не тут-то было: разбирательство продолжалось! Ответчиком теперь был охотник, на которого указал жук, а обвинителями Тирах и его собственный бригадир. На Семена внимания никто не обращал, и он начал ощупью драть вокруг себя траву, надеясь сделать нечто вроде подстилки. Ничего путного не получилось – лежать на этом можно было лишь в позе эмбриона, удаляться же от выбранного места Семен не решался, поскольку не надеялся потом найти его в темноте. В конце концов он кое-как пристроился на боку, подложив под голову плоский камень, слегка прикрытый травой, и стал слушать, о чем говорят хьюгги. Кажется, речь шла о носорожьей шерсти…
– Возьми свою еду, бхаллас! – сказал Тирах.
Семен вздрогнул, сел на своей подстилке и потряс головой: «Неужели уснул?! Ну, совсем первобытным становлюсь…» Он протянул руки и принял довольно увесистый кусок теплого мяса на кости.
Небо над головой было беспросветно черным, если не считать полудюжины слабо мерцающих звезд. Внизу же темнота не была абсолютной – метрах в пятнадцати горел крохотный костерок, вокруг которого на земле сидели хьюгги.
За неимением иной посуды мясо Семен положил на колени, слегка подтянув рубаху, и стал выковыривать из кармашка нож.
– До чего вы договорились, Тирах? Прикончили виновного?
– Он пока жив, потому что далеко.
– Как это далеко? Жук… То есть носорог, как я понял, указал…
– Палок невиновен, он оказался лишь носителем зла.
– Да? – Семен прихватил зубами, отрезал и проглотил кусок мяса. Оно, как всегда, было лишь слегка обжарено сверху. – И что же это оказалось за зло такое? Что нужно сотворить, чтобы замученный раненый «большой носатый зверь» побежал не в ту сторону?
– Шерсть, – вздохнул Тирах. Сарказма в вопросе он не почувствовал. – Все дело в шерсти. Копье Палока готовил лагир ндаргов. Это он обматывал древко шерстью.
– Ну и что? Наверное, он ее намотал не в ту сторону, да?
– Как это? – удивился предводитель конвоя. – Как же можно сделать такое на виду у всех?
– Хм, – Семен решил, что жевать этот корм бесполезно – нужно просто отрезать куски поменьше и глотать целиком. – Значит, шерсть всегда наматывается в одну сторону, да? В ту же, что и ремешок, которым крепится наконечник?
– Ты смеешься надо мной?!
– Нет, просто хочу знать.
– Гм… В противоположную, конечно, – это известно всем.
– Ну, ладно, значит, все было намотано правильно. Тогда, наверное, она была не той длины? Или не того цвета? Или, может быть, этот ваш лагир помочился на нее не на закате, а на рассвете?
– Не говори глупостей! – Тирах, вероятно, понял, что легко ему от Семена не отделаться, и устало опустился на землю. – Если бы он оросил древко на рассвете, то зверь ни за что не пришел бы в ыпор.
– Ну, значит… – задумался Семен, счищая лезвием остатки мяса с кости. – Значит, он приклеил эту шерсть соплями не из той ноздри! Угадал?
Тирах не ответил, и Семен решил, что наконец-то сморозил глупость, достойную окружающего абсурда. Он окончательно очистил кость и решил, что расколет ее, пожалуй, утром и съест мозг на завтрак. Предводитель конвоя поднялся, подошел к костру и задал несколько коротких вопросов. Ему торопливо ответили – кажется, отрицательно. Тирах вернулся.
– Шерсть была приклеена правильно, – с явным облегчением проговорил он.
– Да? – ехидно переспросил Семен. – А кто видел, из какой ноздри сморкался лагир?
– Многие видели, как лагир готовил клеящее вещество, – все было сделано правильно: и кровь, и выделения.
– Тогда в чем же проблема? Вы же разобрались!
– Шерсть.
– Это я уже понял. – Семену все это стало надоедать. Хотелось опять улечься и заснуть. – Ты можешь объяснить до конца?
– Лагир использовал шерсть носорога-самки.
– А здесь был, надо полагать, самец, да? Я, честно говоря, как-то не разобрал, что у него там висело снизу. Ну, допустим, что это так. И что?
– Разве ты не знаешь, что самцы «больших зверей» избегают самок, когда они охраняют детенышей?
– А-а-а, во-от в чем дело! – изобразил радость понимания Семен. – И как это я сразу не догадался?! Все так просто: к копью одного из охотников была примотана не та шерсть, и носорог убежал! Какая подлость! Какое низкое коварство! Как ты думаешь, лагир это сделал нарочно?
– Это еще предстоит выяснить. Может быть, его самого заколдовали, а может быть, он хотел навредить хиндаку ндаргов.
Семен совсем не был уверен, что ему обязательно нужно знать, кто такой хиндак и что это за ндарги. Тем не менее он в категорической форме потребовал объяснений – лишних знаний, пожалуй, не бывает. Тираху пришлось отвечать. Семен, правда, вскоре пожалел о своем чрезмерном любопытстве, поскольку понял из всего сказанного хорошо если одну треть. Кажется, хиндак был не то вождем, не то колдуном (а может быть, все в одном стакане?) некоей общности этих самых ндаргов. Сила и влияние хиндака основывается на его… гм… скажем так: сексуальной мощи (а на чем же еще?!), но он недавно подвергся вредоносному воздействию другого хиндака (или еще кого-то), в результате у него возникли (или только еще могут возникнуть?) проблемы с этой самой мощью. Проблему сохранения и усиления, как известно, можно радикально решить только с помощью… этого самого. Чего? Если Семен понял правильно, то имелся в виду носорожий рог. Именно за ним, после исполнения массы всяких обрядов и магических манипуляций, и была отправлена группа охотников.
Семен стал чесать затылок и усиленно ворошить память. Кажется, в его мире тоже бытует (кое-где) поверье, что носорожий рог увеличивает мужскую силу. Это с одной стороны. А с другой – состоит эта штука вроде бы из того же вещества, что шерсть, волосы и, кажется, ногти. То есть это что-то простое и незатейливое – ничего там биологически активного быть не должно. Вот в действенность супа из акульих плавников поверить легче – что-то в них полезное может и быть, а в роге-то что?! А собственно говоря, почему действующее начало должно обязательно иметь химическую природу? Может быть, это поздние предрассудки «белого» человека? Может быть, действующее начало заключается в положении или форме? Плавники у акулы, в отличие от большинства рыб, не складываются, они (пардон!) торчат. Может, в этом все и дело? А рог у носорога… Ну, в общем, он, конечно, соответствующую часть мужского тела напоминает не сильно, но зато, скажем так: в отличие от последней, всегда находится в боевом положении. Разве это не аргумент? Если люди верили сотни и тысячи лет, что суп из плавников или настойка из рога помогает, значит, так оно и есть. Главное, как говорится, чтобы вера была (Кашпировский подтвердит!), и все получится. Особенно если снадобье сильно дорогое или достать его трудно. «Ну, ладно, во всяком случае, теперь ясно, зачем неандертальцам носорог – уж больно неудобная добыча. Они, кажется, по нашей археологии, тоже в основном питались мелкими копытными типа северных оленей. Интересно, как их-то они добывали без луков?»