Вода оказалась неожиданно холодная - река текла с гор, так быстро, что не успевала нагреться. Цвет её был ржаво-рыжий, словно у мутного чая, какой часто бывает у лесных и болотных речушек. Впереди в неё вливалась струя ещё более темного, густого цвета - Путь-ручей, как назвал его Льяти. Самого ручья Антон пока не видел - лишь рассекающий берег неглубокий овраг, перекрытый сверху густым зеленым сводом. Он до странности походил на круглое жерло туннеля, и мальчишка невольно поёжился, - мрак в нем казался совершенно непроглядным.
Дно у реки оказалось каменистое, и идти было относительно легко, - быстрое течение всё-таки мешало, - но вдруг Антон замер. Точно на середине реки висело нечто вроде завесы из дрожащего воздуха - невидимой, но ощутимой. Мальчишка даже повел рукой, ощутив очень слабое, но всё же явственное сопротивление. И воздух за завесой был... другой. Пахнущий цветами, смолой, тленом. Воздух леса.
- Что это? - удивленно спросил он.
- Что? - Льяти удивленно взглянул на него. - А. Граница.
- Граница чего? - спросил Антон, миновав завесу и быстро направляясь к берегу - холодная вода не располагала к дискуссиям.
- Ойкумены, конечно, - пояснил Льяти, не менее бодро следуя за ним. - Ну, не самой Ойкумены, конечно, а её мирной части. Тут и звери всякие бывают, и люди, и вообще...
- То есть, там, - Сергей показал назад, на степь, - просто песочница, а тут...
Льяти быстро повернулся к нему с неожиданно серьезным видом.
- Тут дикий мир, в котором всё возможно и всё бывает. Буквально всё.
* * *
К радости мальчишек, сумрак в "туннеле" ручья лишь казался непроницаемым, - когда они выбрались на берег и углубились в него, то быстро обнаружили, что тут, в общем, довольно светло, - свет пробивался сюда даже сквозь многослойную толщу листвы. Она, свисая над руслом, закрывала дорогу, так что видно было лишь на несколько метров вперед. Само русло мало напоминало ручей - скорее, заросшую ряской бочажину. В ржавой воде плавали клочья белой плесени и большие розетки из глянцевых, словно бы пластмассовых листьев. Идти по этой воде было неприятно, она оказалась холодная, а мокрые штаны противно облепляли ноги. Хорошо ещё, что дно было относительно твердое, и кеды в нем почти не вязли. Голоногий Льяти, правда, чувствовал себя в этой воде как рыба - он шлепал по ней вполне бодро, то и дело оглядываясь и насмешливо посматривая на землян - ему, конечно, не привыкать было к здешним лесам. Антону же казалось, что он сейчас в какой-то заброшенной оранжерее - среди виденных им листьев не было, казалось, даже двух одинаковых. Узкие беловато-зеленые, темные глянцево-зеркальные треугольные, большие, как лопухи, с красной каймой, на упругих, как проволока, темно-красных черешках, потусторонне-фиолетовые с белыми прожилками, словно пропитанные чернилами - разнообразие казалось бесконечным. Над руслом то и дело нависали тонкие чешуйчатые стволы, из которых, вместо листьев, росли длинные, упругие, похожие на шланги отростки - они казались теплыми и касаться их было необъяснимо противно. К тому же, там и сям путь им преграждала густая паутина, на которой росли какие-то крохотные зеленые звездочки, - она мерзко липла к рукам и покрывала их, как плесень. Воздух тут был густо пахнущий гнилью, сырой и тяжелый.
- Далеко ещё? - спросил Антон, пытаясь отряхнуть с рук липкую паутину с какими-то мертвыми жуками и другой гадостью.
- До Хоргов? День ещё, - весело сообщил Льяти. К нему вся эта гадость, казалось, совершенно не липла.
- А по воде обязательно идти? - спросил Андрей.
Льяти улыбнулся.
- Нет. Но наверху ещё хуже, там бурелом. Да ты не бойся, как только вглубь зайдем, идти легче станет.
В самом деле, вскоре они оказались в сумрачной глубине леса. Ряска пропала, берега речки раздались, и по ним вполне можно было идти... только вот в сплошной массе палых листьев ноги вязли, как в болоте, к тому же, её покрывал белесый, похожий на плесень лишайник. Выше росли толстые, черные, корявые деревья, давным-давно засохшие - кое-где, рухнув, они перекрывали речку на манер арок. Антону казалось, что они в какой-то сказочной чащобе, и что сейчас уже наступает вечер, - свет едва пробивался сквозь сплошную массу листьев, под которой, к тому же, висел лениво клубившийся туман. Проникавшие сверху редкие солнечные лучи расплывались в нем беззвучно переливавшимися облачками какого-то колдовского свечения. Картина была смутная и странная, как во сне.
- Фух, привал, - сказал Льяти, всё же выбираясь из воды.
- Что, тут? - спросил Сергей. В самом деле, - тут негде было даже сесть, не говоря уж о том, чтобы развести костер.
- Нет, там, - Льяти показал на уходившую вверх примитивную лестницу, скорее - просто ряд врытых в склон каменных брусьев. Тем не менее, и она Антона удивила.
- Откуда тут это? - спросил он.
- А, не знаю, - Льяти отмахнулся от него, бодро взбираясь наверх. - Хорги тоже не знают, а Хорунов я и не спрашивал.
Поднявшись вслед за ним, Антон увидел вполне уютную полянку... вернее, кусок склона, сплошь заросший чем-то, похожим на крохотные деревца с двумя-тремя листьями. Со всех сторон поднимались корявые обомшелые стволы, такие сучковатые, что походили на каких-то застывших осьминогов. Тем не менее, где-то высоко наверху в многослойной толще крон зиял просвет и сюда падал разбитый на тысячи смутных лучей свет солнца.
- Уф! - Льяти плюхнулся на "деревца", на поверку оказавшиеся чем-то вроде земной земляники - только, к сожалению, без ягод. - Хорошо...
- Как вы тут вообще живете-то? - спросил Антон, тоже осторожно садясь на землю. Осторожность оказалась не лишней: под сплошным ковром листьев кишели муравьи.
- А добрые люди тут и не живут, - назидательно сообщил Льяти. - Добрые места - для добрых людей.
- А дурные, выходит, для дурных? - спросил Антон.
- Верно! - Льяти улыбнулся.
- А если они в хорошие захотят?
- Ну, так они и хотят. Только добрые люди им не дают. Хорунов вот сюда выжили же. И Хоргов.
- А Бродяги? - сразу же спросил Сергей. - Они что, тоже все плохие?
- Ну... - Льяти смутился. - Их-то я не видел. И никто. Говорят, такие трусы, что от всех вообще прячутся. Так что самое место им тут жить.
- А тебе их не жалко? - спросил Антон.
- А чего их жалеть? - удивился Льяти. - Сами всего боятся, сами и виноваты.
- А почему боятся-то? - спросил Сергей.
- Потому, что трусы, - сообщил Льяти. - У них даже вождя нет, вот!
- Трусы, потому что вождя нет? - удивился Антон.
- Ну да. Стадо баранов, возглавляемых львом, всегда сильнее стада львов, возглавляемых бараном.
- А вы, выходит, бараны? - не удержался Андрей.
- Мы львы!.. - пылко начал Льяти... и смутился. - Ну, вначале баранами и были. Но уж потом-то!.. А Хорги как баранами были, так и остались. А всё потому, что у них тоже вождя нет.
- А кто есть-то? - спросил Сергей.
- Тройка. То есть, эта... как там её... комиссия. Из трех этих... как их там, чертей... комиссаров.
- Революционная, что ли?
- Да не, наоборот. Революционная - это к Волкам. Ну, или к вам. А у Хоргов комиссар по продовольствию есть, комиссар по дипломатии и комиссар по этой... как там её... по терпимости.
- По терпимости к кому? - удивился Антон.
- А черт её... - легкомысленно отмахнулся Льяти... и вдруг нахмурился. - У нас дома что-то похожее было, но я не помню. Не хочу. Очень уж гадко. Давайте про девчонок, что ли...
* * *
Хоргов они встретили, как и обещал Льяти, через сутки. Не самые легкие в жизни мальчишек - весь этот лес буквально кишел муравьями, пауками, многоножками, так что не то, что лечь, а просто сесть на землю было совершенно невозможно - со всех сторон сразу на потное тело лезла многоногая нечисть. Полуголый Льяти, как ни странно, чувствовал себя лучше всех, - с его кожи она просто соскальзывала, а если и цеплялась, то он её легко стряхивал. Земляне же замучились вытряхивать насекомых из одежды, но раздеться по примеру Льяти и идти в трусах никто из них не решался. Антон совсем некстати вспомнил, как смеялся раньше над всякими колонизаторами, которые в таких вот лесах носили широкополые шлемы, гетры и шарфы на шее (что может быть нелепей в парниковой жаре, казалось бы?!). Теперь вот смеяться совсем не хотелось. Хотелось жалеть, что у него нет такого вот наряда. При одной мысли пройти по этому лесу босиком мальчишку передергивало, - в лесной подстилке кишели мерзкие белесые черви (как уверял Льяти, чудесные на вкус, отчего землян буквально корчило). Сам он, правда, попробовать их не решался. Да и вообще, с едой тут оказалось негусто, - растущие повсюду грибы имели на редкость мерзкий вид, и, как уверял Льяти, все были жутко ядовиты. С дичью дела обстояли получше - едва ли не в первый же час он подстрелил большую обезьяну, но есть её земляне не смогли - слишком уж это отдавало людоедством. Рыба в речке, как оказалось, водилась - но выглядела подозрительно. В итоге, питаться приходилось растущими по берегам орехами и небольшими плодами, похожими на мандарины, - но с мучнистой и безвкусной мякотью. Ярко выглядевшие ягоды, по словам Льяти больше напоминали аптеку, - есть их было можно, но лишь в случае болезни и не больше нескольких штук за раз, чтобы не дать дуба.