А ведь его уже тут достало, как-то отстраненно подумал Антон. Прямо тут, в туннеле, когда он повернулся посмотреть, как я там… Только его — он видел, что другие целы.
Холодея, мальчишка взглянул на стрелу. Самую простую, деревянную, без наконечника даже, лишь с обожженым на огне острием — но, судя по налипшей на древко крови, вошла она в тело сантиметров на пятнадцать, прямо в печень… Правда, кровь из раны шла как-то неохотно, да и держался Льяти пока вполне бодро…
Они замерли, отчаянно пытаясь отдышаться, — но почти сразу же сверху донеслись тяжелые удары. Судя по ним, у Хорунов, кроме луков, нашлись, как минимум, каменные топоры. Вышибить стальную дверь они бы, понятно, не смогли, — но, если постараться, то и каменными топорами можно обколоть её по краям и выворотить из скалы…
Льяти помотал головой, кое-как поднялся и подошел ко второй двери. Тоже запертой — но и к ней у него отыскался ключ. За ней оказалась низковатая комната с бетонными стенами. Справа и слева их прорезали арки низкого, всего метра в полтора, туннеля. Между них стоял небольшой, словно игрушечный вагончик, такой узкий, что четыре кресла помещались в нем в ряд…
Антон вновь ошалело мотнул головой. Меньше всего тут он ожидал попасть в метро, пусть даже и такое. И вагон, словно специально изготовленный для них…
Открыв дверцу, похожую на автомобильную, Льяти сел в переднее. Антон сел за ним, Андрей и Серый — ещё дальше. Сейчас они были слишком удивлены, чтобы что-то спрашивать.
Перед Льяти был маленький пульт. Он нажал несколько кнопок, внизу что-то загудело, и вагончик скользнул в темное жерло туннеля, словно пуля в ствол. Зазор между его корпусом и стенами едва ли превышал пару сантиметров, и Антон невольно поёжился. Остановись вагон в туннеле, — выбраться из него уже вряд ли получилось бы…
Он потер ладонями лицо и вздохнул, попытавшись расслабиться. Он по-прежнему совсем не представлял, что всё это значит, — но уже не сомневался, что всё сейчас закончится: их встретят взрослые, отвезут Льяти в больницу, объяснят, что тут произошло, вымоют, накормят, отправят домой, наконец…
Они ехали, наверное, всего минут пять, миновав несколько таких же крошечных станций. Потом Льяти остановил вагон в просторной кубической камере. Здесь в скальную стену была врезана решетчатая дверь лифта, и они все вошли в него. Льяти повернул рубильник и лифт, дернувшись, с грохотом пошел наверх. Сквозь решетчатый пол Антон смотрел вниз, на быстро уменьшавшийся квадрат дна и убегаюшую вниз цепочку тусклых лампочек… пока подъем не закончился в такой же скальной комнате, разве что без туннеля. Единственный выход вел на уходящую дальше вверх изогнутую лестницу. Поднявшись, Льяти открыл дверь — и Антон невольно зажмурился от хлынувшего в неё дневного света.
Проморгавшись, он вышел наружу — и замер, ошалело осматриваясь. Он стоял на бетонной, огороженной железными перилами площадке, от которой вниз вела бетонная же лестница. Вокруг же простиралось широкое, мрачное ущелье — его почти отвесные, темные стены уходили в массу тяжелых клубящихся туч. Справа ущелье, казалось, обрывалось в бездну — там он видел лишь уходивший в туманную мглу склон возвышавшейся за ним горы, в то время как дна словно не было. Слева ущелье плавно поднималось вверх и сворачивало. Но больше всего мальчишку поразили стоявшие у его склонов стальные каркасы огромных многоэтажных зданий — не разрушенных, а недостроенных. Они мрачной анфиладой протянулись к верхнему концу ущелья — там, в расщелине между гигантскими утесами, словно в каких-то колдовских воротах, мерцал призрачный свет. Антон не сразу понял, что это лишь кружащийся между скалами туман, но зрелище всё равно пробирало до озноба — он словно попал в царство гигантов, туда, где людям нет места…
— И куда дальше? — спросил он, невольно приглушая голос. Здесь царила странная, зыбкая тишина — какие-то смутные, далекие звуки доносились отовсюду, но столь слабые, что опознать их никак не удавалось.
— Туда, — сказал Льяти, и протянул руку, указывая на скальные ворота. — Там… ой…
Его повело в сторону, и он как-то вдруг сел, привалившись к скале. Лишь сейчас Антон заметил, что кожа его стала белой, словно снег — пока они ехали, Льяти истек кровью, только не наружу, а внутрь…
— Ребята, мне конец приходит… — сказал Льяти как-то удивленно. Лицо его стало совсем детским, растерянным. — Глупо-то как… Я ведь всё уже вспомнил…
Ребята замерли. Льяти в самом деле приходил конец — и, случись даже вокруг прекрасно оборудованная операционная, помочь тут было уже нечем…