Поначалу Димка отнесся к Виксенам снисходительно — ну, какие-то дикари, подумаешь!.. — но теперь выходить против этих хмурых, мускулистых парней, густо покрытых шрамами, ему было уже страшновато — как-никак, они все на год физически старше его и гораздо сильнее. Да и драться учились далеко не первый век. По сравнению с ними он был тут просто зелёным новичком, и они над этим посмеивались, причём, вовсе не беззлобно…
Он ожидал, что теперь, когда он одолел их вождя, его, как минимум, хорошенько отлупят, — и был очень удивлен, услышав явно одобрительные возгласы.
Он помог Ивану подняться, и Виксены — каждый из них — подходили к нему, брали за руки, крепко сжимали их и называли братом, чем окончательно смутили его. Впрочем, Димка уже знал, что именно теперь всё начнётся по-настоящему…
— Сони, подъем! — крикнул Сергей, не заходя в палатку, и Димка неохотно поднял ресницы. Синяки по-прежнему горели, все мускулы ломило, а голова после вчерашних оплеух до сих пор отчетливо кружилась.
Сжав зубы, мальчишка сел. Судорожно растирая все ноющие места, он старался понять, зачем терпит всё это, — ведь Иван просто издевался над ним!.. Вчера он весь день заставлял его изучать бой на копьях — проще говоря, нещадно бил, если Димка не мог отбить удар или увернуться, а когда он уже просто не смог стоять на ногах, отправил делать наконечники для стрел, вместе с девчонками, — и это обидело Димку больше всего остального…
Он яростно помотал головой и вдруг широко улыбнулся: по крайней мере, за это он уже заплатил авансом. А, раз он одолел Ивана один раз, — то сможет и второй. И третий. И…
Он старательно потянулся, с удивлением чувствуя, как боль стихает с каждым мгновением. Так или иначе, но его ожидал новый, длинный и интересный день — и не только в плане овладения оружием. Так как земляне стали сейчас как бы одним целым с племенем, им приходилось помогать Виксенам и по хозяйству — а заодно, знакомиться с их жизнью.
Димка давно уже мечтал попасть в племя первобытных индейцев, — и вот теперь его мечта исполнилась. Правда, на самом-то деле Виксены оказались не совсем первобытными. Считать они умели, и даже знали четыре действия арифметики, — но на этом их познания и кончались. По идее, они много чего знали в своей прошлой жизни — хоть и при капитализме, но всё-таки, — но если и так, об этих своих знаниях они не вспоминали так давно, что они совершенно выветрились из их памяти. Два века — это далеко не шутки… Тут и как тебя звать забудешь, а школ никаких у них нет, — потому что тут нет детей, которых приходилось бы учить…
К тому же, детьми оказались, собственно, и сами Виксены — пожалуй, у одного только Ивана нашлись «взрослые» интересы. Даже, пожалуй, СЛИШКОМ взрослые — но, когда вокруг тебя одни лишь легкомысленные мальчишки и девчонки, оно и не удивительно. Виксенам явно нравилось, что вождь думает за них, — они относились к нему с искренним и глубоким уважением, но Иван порой мало, что не выл от него, — надо же иногда и своей головой думать!.. Она же не для того только дана, чтобы в неё есть, и носить на ней шапки!..
Нельзя сказать, правда, что Виксены совсем уж отупели и впали в дикость. Кое-какие интересные штуки в их племени встречались, — например, в Димкиной палатке теперь висел местный фонарь-ловушка. Вроде бы совсем несложная штука — берем желудок или мочевой пузырь стага, выскабливаем, высушиваем и сшиваем при помощи стеблей и кожаных шнурков так, чтобы получилось что-то вроде шара. Внутрь наливается сок, нектар, или как там это называется, панопиры — громадного здешнего цветка, жрущего насекомых. И всё! Фонарик наверху открыт, в него набиваются здоровенные местные светляки, — и он светит всю ночь, не очень ярко, конечно, но красиво — неземным голубовато-зеленым светом, без которого в темной палатке или «фигваме» было бы довольно неуютно…
Димка оделся — жарко, конечно, но не может же пионер ходить как папуас какой-то? — и выбрался из палатки. С удовольствием потянулся, посмотрел на небо — и…
— Димк, тебе нравится?..
Мальчишка повернул голову, — и его сердце едва не вылетело из груди. Машке сегодня почему-то пришло в голову нарядиться в местный «национальный костюм». Нарядиться… угу. Сейчас на ней был только цветной хлопковый фартучек и довольно-таки реденькое ожерелье из длинных листочков, прикрывающее, так сказать, грудь. Вот, собственно, и всё, — если не считать бус из разноцветных камешков, сушеных ягод и другой пёстрой фигни, которые Машка не только нацепила на шею, но и намотала на запястья, щиколотки, плечи и даже заплела в волосы.