- Успокойся! Если Бог за нас, кто против нас?
Великокняжеская семья, - сам Дмитрий Иванович в седле, Евдокия Дмитриевна с княжичами в карете, - проехала через Фроловские врата к кремлёвским соборам, ради благодарственных служб. Юрий сквозь опущенное оконце слышал голоса из толпы:
- Хвала Богу и государю!
- Славься, славься, Дмитрий Иванович!
- Крепко держи печать Небесного благоволения!
- Наш ангел-хранитель!
И совсем близкий голос:
- Наш орёл высокопарный!
Юрий, не в пример старшему братцу Васеньке, едва выстоял на гнущихся ногах службу в соборе Успенья. Зато после, когда отец, по его выражению, вошёл с семьёй «в своё знамя», а именно в златоверхий терем, младший сын был усажен на пардусовую шкуру[8] бок о бок с матерью. В уютном покое он с наслаждением слушал отцову неторопливую речь:
- Славный Боброк в канун битвы глубокой ночью позвал меня в чисто поле, дабы вызнать судьбу Отечества. Где-то впереди - стан Мамаев. Позади - свой. «Внимай!» - повелел Волынец, простерши руку во вражью сторону. Оттуда услышал я стук и клич, будто шумело большое торжище, строился новый град или громкоголосили трубы. Затем слышу: воют звери и кричат вороны, будто предвещают грозу. Волынец обратился к нашему стану: «Что там?» Я отвечал: «Всё тихо. Только кажется, будто огни небесные сливаются с блестящими зорями». Боброк приник ухом к земле и долго молчал. Я поторопил. «Ждут нас добро и зло, - молвил он. - Плачут две страны. Одна, как вдовица, другая, как дева. Ты победишь, Дмитрий, но оскудеет земля наша воинами и воеводами». И я впервые пролил слёзы в ту ночь.
Юрий счастливо заснул, согретый добрым отцовским голосом, родным материнским теплом. Уже во сне дошло до него пожелание великой княгини:
- Поедем к Троице. Пусть отец Сергий отслужил панихиду по убиенным в Донском побоище.
2
Восьмилетний княжич Юрий расставлял крашеные бабки на огородном лугу. Подбежавшая Домникея обняла его сзади и зашептала:
- Радуйся, ненаглядный мой, ты уже не младыш!
Не понимая, он отстранился:
- Не мешай, мамка!
Она сказала:
- У матушки великой княгини родился твой младший брат.
Юрий замер, потом устремился к терему, на женскую половину. Его не пустили сенные девки:
- Поди, поди. Не до тебя.
Бросился в покои отца, соображая на бегу: вот почему всем семейством вчера вечеряли, а ныне утренничали без матери. На вопрос о её здоровье отец ответил: «Вся надежда на Бога!» Юрий молитву на сон грядущий завершил просьбой: «Господи, помоги!» Теперь душа рвалась успокоиться в объятьях родителя.
Он знал: нынче должен быть пир в честь новорождённого. Когда явилась на свет сестрица Мария, Юрий смутно, но точно помнил: был лир. А два года назад при рождении Анастасии тоже был пир, да ещё говорят, «на весь мир». Однако отчего же сейчас нет радостной суеты во дворце? Впрочем, суета есть, но какая-то неприятно тягостная.
Не по-праздничному понуро сновала челядь по переходам. В столовой палате расставляли посуду. И она, казалось, не звенела, а звякала. Ещё неприятность: шипящее по-змеиному слово, многажды слышанное, повсюду стало донимать княжича:
«Тохтамыш»!
- Что за Тохтамыш? - спросил встреченного случайно Осея.
Дядька старшего братца явно спешил.
- Не прилично ты, княжич Юрий, бегаешь по дворцу. Ступай в свою ложню.
- Ответь, тогда удалюсь, - подбоченился маленький упрямец.
- Добро, - остановился Осей. - Как помнишь, Мамай был нами разбит и бежал на юг. Там-то, на реке Калке, встретил его новый ордынский царь, объявивший себя потомком Батыя. Это и есть Тохтамыш. В борьбе с ним Мамай погиб. А его победитель решил по-старому владеть нами, как хан Узбек. Послал на Москву царевича Акхозю требовать прежней дани. Да не для того мы на Куликовом поле пролили кровь. Великий князь ещё в Нижнем остановил посланца: не ручается, дескать, за его безопасность. Вот хан и затаил злобу. Вчера к нам прибыли сурожские[9] купцы - Василий Капица, Сидор Олферьев, Кузьма Ховря... Да ты их не знаешь. Главное, что они донесли: новый завоеватель скрытно движется на Русь с превеликой ратью. Олег Рязанский уже поддался ему, указывает на Оке безопасные броды.
Юрий затрепетал:
- Опять битва?
Осей круто повернул его к лестнице, ведущей в детские покои:
- Это решать большим. Да и ты на свете уже девятый годок. Так что мужайся и жди распоряжений родительских.
Юрий, взошед на несколько ступенек, остановился. Когда же стихли шаги Осея, спустился и сызнова устремился по переходу. Теперь он бежал к Передней, откуда явственно слышались голоса. Дубовая дверь крепко затворена. Слов не разобрать. Но вот она распахнулась, и княжич увидел крупного, широкоплечего отца. Чёрная борода всклокочена, взор горит гневом. Великий князь остановился на миг, обернулся, прокричал:
- Как хотите. Я тотчас еду в Переяславль, Кострому. Там соберу новые полки. Вы же сиднями ждите в каменной крепости.
Следом вышел дядюшка Владимир Андреевич с решительной речью:
- Отправлюсь немедля к Волоку Ламскому. Чаю там найти силу.
Княжич не успел отойти. Отец с дядей наткнулись на него.
- Ты что тут делаешь, пострелёнок? - склонил длинные усы Владимир Андреевич.
- Юря, поди к себе, - велел отец. И прибавил: - Мамка уже не справляется с тобой, пора искать дядьку. - Потом громко позвал: - Василий!
Из Передней, к удивлению младшего, вышел старший брат Васенька. Стало быть, ему, как престолонаследнику, уже на двенадцатом году можно присутствовать при соборованиях великого князя с боярами. Юрий постарался принять независимый вид. Он ведь тоже теперь не младыш. Дмитрий Иванович торопливо молвил:
- Возьми Юрю пока к себе. Займи и не отпускай. Под вечер соберёмся у матери. После крестин скажу, как нам дальше быть.
Первый великокняжеский сын крепко взял руку второго, повёл к себе.
- Вот что, Гюргий, - назвал он брата по своему обычаю: не то Юрий, не то Георгий. - Пришёл час показать: мы уже не дети!
Крутая чёрная лестница кончалась перед дверью, где обитал Василий. У него всё упорядочено и прибрано, не то что в Юрьевой ложне. Бывая здесь, отдыхаешь душой: и постель кажется мягче, и окошко будто больше впускает света. Однако брат не позволил гостю плюхнуться на ложе, предложил лавку.
- Миновали два года покоя после побоища на Дону, ~ начал он речь. - Надо заново отражать врага.
- Поня-а-атно, - протянул Юрий, усевшись. - Вижу, татуньку это привело в большую кручину.
- Не только это, - возразил брат. - Его смутило иное.
Юрий удивился:
-Што?
Василий покривил губы:
- Неодиначество князей и бояр.
Удивлённый братний взгляд заставил высказаться яснее:
- Государь, наш отец, не затрепетал перед новым побоищем. Младшие бояре и воеводы изъявили готовность идти за ним. Старших же испугал новый вихрь истребления. Они закричали: «Земля наша обезлюдела, обеднела! Всё худо, всё нище, всё сиротинно». Испуганные готовы на то, чтоб ордынский царь снова над нами взял волю. Дмитрий Суздальский и Нижегородский, наш дед по матери, послал сыновей, наших дядей, Василия и Семёна, заложниками в Орду. Олег Рязанский изменил. Михаил Тверской притих, выжидая, куда ветер подует.
- Я думал, суздальский дедушка храбрее и тамошние наши дядья отчаяннее, - грустно промолвил Юрий.
- Я наблюдал все споры, - сказал Василий, - храбрость видел только у татуньки. Виноват, рядом с ним - дядюшка, Владимир Андреич, - единая душа в двух телах...
Долго длилась дружеская беседа подрастающих великокняжеских сыновей, почти до сумерек. Покуда дядька Осей не повёл в Крестовую. Там их младшего братца трижды погрузил в купель игумен Симонова монастыря Феодор, племянник подвижника старца Сергия. Он нарёк имя крещаемому - Андрей. Юрий увидел мать, поддерживаемую под руки ближайшими боярынями, тёткой Анной и Еленой Ольгердовной. Анна и её муж Боброк стали восприемниками нового христианина. Потом передали младенца с рук на руки Домникее к вящему удивлению её восьмилетнего подопечного. Ужели с этого часа красуля больше ему не мамка? Сразу вспомнились отцовы слова: «Не справляется она с тобой». Кто же будет оттирать ему руки греческим мылом над глиняной головой барана, изливающего носом тёплую воду?
8