- Излечил ли волхв Пама твою подружку? - наконец спросил князь.
- Акулина воскресла, - обрадовалась Анастасия. - Былых неприятностей - ни в одном глазу! Туда ехали - по обмиранию на день, назад возвращались - ни одного.
- Так что ж ты, как будто невесела? - удивился князь. - На радостях едешь, как с похорон?
Княгиня молчала, лишь натянула повод коня. Поехали тихо. Стража с каретой постепенно обтекли их, обогнали. Позади остался один Асай, державшийся на некотором расстоянии. Князь продолжал вопросительно смотреть на жену. Наконец она обратила к нему страдальческий взор, столь жалобный, что захотелось тут же обнять, прижать к груди, успокоить. Она произнесла два слова:
- Золотая баба!
Князь вовсе остановился:
- Что, что?
Княгиня стала описывать, как бы сызнова видя нечто ужасное:
- Большой каменный болван, обвитый тонкой тканью. Иззолоченный. Это старуха с двумя детьми. Младенца держит на руках, другой, поболее, стоит подле. Суеверные люди в честь неё убивают лучших оленей, едят их сырые кишки и мясо.
- Дикари! - возмутился князь.
- Нет, - возразила Анастасия. - Просто в тех дальних местах такая жизнь. В тамошних сёлах - дикие козы, лисицы, куницы, зайцы и иные звери, кожи которых на одежды человеческие пригодны.
- Ну да, да, воистину так, - согласился Юрий Дмитрич. - При чём тут Золотая баба?
- Она исцелила Акулину, - пояснила княгиня.
- Неважно, кто её вылечил, - начал серчать князь. - Важно, что ты теперь не в своей тарелке из-за какого-то болвана.
- Золотая баба осведомляет о тайнах судьбы, - продолжала пояснять Анастасия. - И я не утерпела, спросила...
- О чём? - перебил Юрий.
- О ком, - поправила супруга. - О нас с тобой. И о наших детях. - Помедлила, потом рассказала: - Жрец Пама мазал ей кровью рот и глаза. Старуха отвечала мне, а в это время близ священного места, в горах, раздавался звук, похожий на трубный.
- Эко! - взмахнул рукой князь. - Уловки волхва! Вранье, да и только! Не ждал от тебя, - как дитя несмышлёное. А звук... мог быть от искусственных орудий, или, говорят, в гористых местах бывает от естественных подземных потоков и ветра.
Княгиня опять замолчала. Тронулись дальше в путь. Встревоженный князь, наконец, спросил:
- Так что же тебе поведала Золотая баба?
При этом он деланно засмеялся, однако тут же оборвал смех, услышав её ответ:
- Про меня изрекла: слишком долго не проживу. Про тебя - станешь великим князем. Про детей: старшего Васеньку ослепят, среднего Митеньку отравят, младшенький Митя сам молодым помрёт... Ты, - вскрикнула Анастасия, - ты стал белее полотна!
Видимо, уже свыкшаяся со страшным пророчеством, она сейчас испугалась за мужа.
- Я?.. Н-нет, ничего, - соврал князь, отгоняя от себя речи новгородцев: колдуна Мины Гробова, юрода Николы Кочанова. Он решил круто сменить тему, сообщил немаловажную весть, что Софья Витовтовна всё-таки разродилась наследником. Роды были очень тяжёлые, но теперь у нас есть Василий Второй. Надо спешить в Москву, подписывать грамоту, звать сосунка отцом.
Князь тут же спохватился: он знал, сколь болезненно воспринимает Анастасия его очередь в великокняжеском роду - вторую, всегда вторую. Она спит и видит мужа в золотой шапке. Рождение припозднившегося наследника поставило на таких мечтах, - по новому правилу престолонаследия, - большой крест. Мало было женщине потрясений в языческой глухомани, муж добавил ещё!
Хотя, что это? Она смеётся. Она понуждает коня и скачет так, что приходится догонять...
Уже в тереме, обнимая супругу, крепко целуя, Юрий спросил:
- Чему обрадовалась? Не Акулина, а ты воскресла! А что причиной? Скажи!
Анастасия отвечала на мужнины поцелуи, хохоча до счастливых слёз:
- Вот не скажу. Сам додумай! Ах, свет мой, рассуди: если есть наследник, стало быть, ты никогда... не великий князь! Если так, баба наврала: про тебя ложь, значит, и про меня, про детей. Жить с тобой будем долго и счастливо, радуясь светлым судьбам сыновей, пестуя резвых внуков. Болванка-баба - кусок камня! Жрец Пама - лгун и притворец!
7
Звенигородские княжеские хоромы - не чета Юрьеву терему в Москве: тесные, старые, пропахшие мёртвой, давно минувшей жизнью. Брёвна - вдвоём не обхватишь, но такие морщинистые и тёмные, как лицо отшельника. Местами видны неотмытые следы гари отбушевавших пожаров. Нашествие этих «домашних врагов» на Звенигород приходит не реже, чем на Москву, а пожалуй, и чаще. Закон - не жечь лишних свечей, не топить баню летом, не использовать нескольких печей враз - здесь, в удельной столице, не столь строг, как в Первопрестольной.
Из череды московских пожаров Юрию помнился самый недавний, разгоревшийся в год рожденья соперника, нежелательного племянника, потому и особо памятный. Всё произошло по возвращеньи из Хлынова. Занялся на Посаде двор некоего армянина Аврама. От него, благодаря ветру и жаре, - тысячи дворов. Залетело пламя и в Кремль: зажгло церковь Крестовоздвиженскую. Много бед натворило в Большом каменном городе. Странствующие монахи долго потом вздыхали, молясь: «Москва погоре, да возродися Москва!»
Здесь же, в удельном граде, сколько ни нападал и степной лиходей - ордынец, и домашний супостат - красный петух, княжеские хоромы удалось отстоять. Но лучше б не удалось! Сени мрачные, об одном окне. Приёмной палаты нет. Переходы узкие: так и шибаешь боками по сучкам нетёсаных стен, то одной, то другой. Спальни - шаг шагнуть. Оконца в них чуть не с ладонь. Слюда такой древности - света Божьего не видать!
Любопытно заскучавшему князю: не живал ли здесь дед его, Иван Иванович, получивший в удел Звенигород, как сам Юрий, ибо у покойного государя Ивана Даниловича он был вторым сыном, опять-таки как сам Юрий. Дед стал впоследствии великим князем Московским по смерти бездетного Симеона Гордого. Юрий уже не станет. Старший брат его не бездетный, главное - не бессыновний!
Князь раздражался скрипучими половицами, шаткими лестничными перилами. Одно утешало: с ним в Звенигород из Москвы прибыли Борис Галицкий и даже Данила Чешко, уж не говоря о Морозове, который все свои книги сюда привёз. Этим давал понять: как и Борис с Данилой, он из московских бояр переходит в удельные. Короче, инокняженец[77]! Поступок Морозова с Галицким не удивил князя: испытанные споспешники - ближе некуда! Бывший дядька с бывшим учителем. А вот Чешко? Всего-то сосед по кремлёвскому житью-бытью, приятный знакомец. Полюбопытничал бы, что подвигло пожилого боярина сменить князя, да язык не отваживается: дело сугубо личное.
Всё-таки Юрий не стерпел, при случае спросил Галицкого, когда в скучную зимнюю пору сидели в его избе у открытого очага. Борис любил смотреть на огонь. Звенигородское его жилье - дом на подклете, пятистенка с сенями, двумя покоями и большой русской печью. Младший брат Фёдора, только что оженившийся, обживал новый терем, небольшой, но затейливый, со многими острыми башенками на немецкий лад, правда, не каменными, - сосновыми. Борис же коротал век вдовцом, с единственным слугой Ивашкой Светёнышем, вернувшимся к своему господину, чтобы мыть, стряпать и всё хозяйство вести. Не по скаредности существовал таким образом потомок галицких княжат, просто любил тишину. И ещё любил сам растапливать печку-обогревательницу, рядом с которой проводил время в мыслях, возжигаемых пламенем. Сперва клал на-под шесть поленьев клеткой. Над ними из трёх других сооружал двускатную крышу. Подкладывал под своё строенье бересту и подносил кресало...
- Открой мне, Борис Васильич, - сел рядом князь, - с чего бы Данила Чешко сменил серебро на медь, то бишь службу в златоверхом тереме на прозябанье в удельном граде. Ужли причина в моих достоинствах? Или так привязался к бессчастному, однако доброму князю? Ведь если подумать: я рассорился в пух и прах с государем-братцем - Даниле назад ходу нет!
При этих словах мысленному взору Юрия вновь представилась их последняя встреча с Василием. Происходила она в той самой комнате, где в своё время беседовал с татунькой. Всё шло спокойно, пока дело касалось Вятки. Договор с Хлыновской республикой московские бояре одобрили. Неудача с набегом на Заволочье - пустяк: главное, Новгород потрясли слегка, - пусть задумается. «Твой приезд - очень кстати, - обнял брата Василий. - У меня - сын! Будущий государь! Станет вам, моим братьям молодшим, вместо отца. Дай на это своё согласие. Андрей с Петром уже дали. Константин, думаю, перестанет упрямиться. Вот готовый лист. Тут всё прописано. Надобно лишь заверить хартийку твоим именем». Юрий отказался наотрез. И - пошло, поехало! Ох уж эта татунькина новина: престол наследует сын! Хотя расстались без скверных слов, но будто бы не родными братьями, а чужими людьми. С тех пор Юрий с семьёй в Звенигороде.
77