Галицкий удивил:
- Оставим оборону в Галиче. Идём с главными силами к Нижнему. Московская рать - за нами. Движение займёт время. Нижний поближе к Вятке. Помощь придёт быстрей.
К такой думе присутствующие отнеслись по-разному: старшие с недоумением, младшие с осуждением. Князь, хлопнул в ладоши:
- Да будет так!
И удалился первый.
Начались торопливые сборы, ибо приказ был выступить с утра, до приближения противника. Семейство Юрий Дмитрич брал с собой. Снаряжались кибитки для женской челяди. Поскольку Вепрев решил взять пушку, встал вопрос об огненном зелье. Дело опасное: недавно при производстве пороха в клочья разнесло мастерскую и несколько домов около. Потребность созрела, умение - ещё не очень.
Почивать князь пришёл на княгинину половину, дабы успокоить жену. Анастасия послушала лишь начало заготовленных им речей.
- Не трать слов, государь мой, - перебила она. - В Хлынов с тобой ездила, в Нижний доеду как-нибудь. Много с детства видала бед, к старости испытаю лучшую.
- Лучшую? - удивился Юрий. - Беду?
Жена подтвердила:
- Лучшую, ибо с тобою общую.
Утром князь видел свою супругу за хозяйственными распоряжениями на каретном дворе. С тех пор долго не доводилось быть рядом.
Войско вышло из Галича в солнечный майский день. Небо девственно голубело, будто после зимы заново родилось. Леса ещё голые, скинув снежную одежду, ждали весеннего оперения. Поля чернели в белых нашлёпках: наследило перед уходом суровое время года! Дорогу - не назовёшь дорогой: болотная полоса беспутья. Кони вязли по бабки, телеги и кибитки - по ступицы. Этак недалеко уйдёшь. Одна надежда - на ветер: пусть быстрей сушит!
Ватазин остался оберегать Галич. Решено было жечь посад лишь в том случае, если разведчики донесут: московская рать идёт к городу. Князь Юрий верил: такого не будет. Не за Галич тревожился, а за свой сторожевой полк. Не сели бы на хвост Андрей с Петром Дмитричи, супротивники-братья. И Константин. Ужели всё-таки Константин?
Поход шёл то ходко, то хило: на рысях - где по косогорам посуше, шагом - где в низинах повязче. Тряска в седле, стоянки в курных избах под соломенной крышей. В деревеньке Выбуть князь проведал жену, спросил, как и где спала. Ответила: «Хорошо. На голбце». На каком голбце? Оказалось, это в избе помост между печью и полатями.
Наконец, миновали Гороховец. Там наместник великокняжеский разрешил отдохнуть, но просил не задерживаться. Ушли, не ссорясь.
Теплело до середины месяца. Уже посуху подошли близко к Нижнему, стали в старом городке, что вверх по Оке, на берегу.
Здесь когда-то сползла гора с лесом и засыпала сто пятьдесят дворов. Эту слободу поставили ещё великие князья Суздальские. Они ходили на разыскание: где рубить город, откуда распространять княжение по всей Низовской земле за Волгой и Окой. Леса здесь великие, населённые мордвой: пришлось потеснить. Всё это рассказал Юрию заиндевелый от многих лет старик, промышляющий бортничеством. Он дал княжеской семье приют.
- Ненаглядные места! - любовалась заволжскими далями Анастасия. - Вот где воссиял бы стольный град ярче, чем Москва!
- Воссияет! - не перечил жене князь. - Дай время.
На широкий двор ступил усталый Вепрев, привязав кобылу у ворот. Дмитрий Юрьич ждал его:
- Ну, что, Борисыч?
- Худо! - мрачно молвил воевода. - Наместники великокняжеские, князь Фёдор Долгоглядов и литовский выходец прозвищем Юшка Драница, затворились в городе, не захотели допускать нас в Нижний. «Служим, говорят, признанному государю московскому, сыну Василия Дмитрича. Дядю же его, мятежника, не приемлем, даже как гостя». Так и сказали, господине. Передаю грубость слово в слово.
Князь задумался, потом велел:
- Покличь всех ближних для совета.
Когда пришли бояре, он сидел на наковальне, подложив седло. Разговор начал Борис Галицкий:
- Разведчик доносит, княже: московские полки, минуя Галич, от Костромы пошли к Нижнему.
Данило Чешко рассудил:
- Вот почему здешние правители к нам плохи.
Князь, не вставая, снизу вверх глянул на соратников с немым вопросом. Вепрев сказал:
- Не оточать же крепость[87]. Татары осаждали без успеха. Мы слабее. Ждать подхода московлян - класть голову на плаху в ожиданье топора.
Морозов поднял гневный взор на воеводу:
- Негожие твои слова!
Князь встал, решительно произнёс:
- Идём отсюда. И подалее!
С уходом войска галичан из-под неприветливого Нижнего, погода резко изменилась, кропил с утра до ночи дождь. Грустно шли кони топкими путями. Чёрные погосты в несколько изб давали приют князю и его ближним, воины же спали под открытым небом. Стал истощаться кормовой запас, людской и конский.
- Камо грядеши? - услышал князь однажды под вечер божественный вопрос Семёна Фёдоровича Морозова.
Нет, он не ощущал себя апостолом, бегущим от опасности. И здесь отнюдь была не каменистая дорога, мощённая рабами Рима. Однако Юрий Дмитрич вздрогнул от известного вопроса и ответил, будто виноватый:
- Стремлюсь ближе к Орде. Туда они не сунутся.
Боярин молвил откровенно:
- У чужих спасаться от своих - не дело.
Шли правым берегом Суры. За зарослями тальника чёрная гладь реки легла границей между братьями, между неизвестностью и поражением, между гордостью и позором. Небо придавливало низкими тучами. Войско шло в полном молчании под чавканье копыт, храп коней. На луговине показался погост всего-то в одну избу. Видимо, когда-то здесь был пожар: болтались остатки от ещё нескольких жилищ. Князь приказал княгиню поместить в избе, себе же наскоро соорудить шалаш.
Ночью был сильный дождь. Проник сквозь лапник. Одежда отсырела почти насквозь. Мысли были об Анастасии: как она в курной избе?
Спящие рядом сыновья, Василий с Дмитрием, проснулись и зашевелились. Слава Богу, Дмитрий Красный в Галиче: не перенёс бы отрок столь беспросветно мрачного похода.
Едва Юрий кашлянул, старший сын затеял речь:
- Тата, разглядел ли на противоположном берегу костры?
- Ещё б не разглядеть! - откликнулся отец.
- Московская сила! Сура пока что разделяет нас.
- И будет разделять, - подал голос Дмитрий. - Перебраться через такую реку - не шаг шагнуть. Кто начнёт переправу, будет бит ещё на воде.
- Зато, - развил братнюю мысль Василий, - стоит нам отойти от берега, московляне тут же сядут на хвост.
Так и будем стоять? - растерялся Шемяка.
- Спите! - оборвал отец. А сам не выдержал, подумал вслух: - Хоть бы знать, какой брат во главе войска, Андрей иль Пётр?
- Дядя Андрей, - попытался угадать Шемяка.
Василий предложил сесть в лодку и с белым платом поплыть к противнику: там узнать всё. Средний брат возразил, что переплыть дадут, а назад не пустят. Пришлось князю вновь приструнить княжичей, чтоб доспать ночь.
Утром - туч как не было. Рассвет явил чистое небо. Заря зажгла восток, засияло солнце.
Продрогший Юрий Дмитрич подошёл к костру, стал греться. Огонь разложен был у крутого берега. Галицкий был уже тут как тут, сухой, выспавшийся.
- Кто тебе, господине, ставил шалаш? Мне Ивашка Светёныш.
Князь не ответил, глядел из-под руки. От противоположного берега отходила лодка с белым полотнищем. Ну всё по словам сына Васеньки. Только в лодке не галичане, а московляне. Два гребца и... Кто же третий?
- Вот тебе на! - выпрямился Галицкий. - Переговорщики. Ого! Не просто кто-нибудь: сам воевода! Над ним знамя!
- Андрей? Пётр? - гадал, как юноши-сыновья давеча, всматривался, привставал на носках близорукий Юрий Дмитрич.
И вдруг услышал от глазастого Галицкого:
- Константин!
Юрий уже и сам разглядел: Константин!
Сбежал на берег по крутой тропе. За ним - боярин Борис, кликнувший людей. Юрий сделал знак, чтобы остались все наверху. Лодка ткнулась носом в землю. Вышел воевода, гребцы застыли у весел.