Я всё это слышала сотни раз.
Мой взгляд опустился на губы, которые припухли от поцелуев Глеба. Я грустно улыбнулась и коснулась пальцами абриса. Мой первый настоящий поцелуй. Который не забрали насильно, удерживая и проталкивая язык в рот. Не вызывающий отвращения. Я поняла, что хочу запомнить этот вечер. Этого парня. Его поцелуи.
Я знала прекрасно, что мы никогда не будем с ним вместе. Никогда. Я не смогу отказаться от брака, не смогу сбежать от пут Саши. Он увидел меня однажды в университете и захотел себе. Как игрушку на витрине. И он купил меня. Просто купил у отца. Оказывается, что люди вот так просто продаются. А Глеб просто будет сладким воспоминанием. Принцем на белом коне, который спас меня. Защитил. Сделал то, что до этого не делал никто. А я просто буду хранить в памяти этот момент.
Глава 3
Вита
Утром проснулась с гудящей головой. Полночи ворочалась, не могла заснуть, всё вспоминала поцелуи парня, его взгляды и такие горячие прикосновения. И даже во сне его видела. Слишком сильно взволновал меня Глеб. Затронул струны души.
Снова прикрыла глаза, пытаясь удержать образ парня под веками.
С огромным трудом оторвалась от подушки. Солнце уже стояло в небе. Кинула взгляд на часы и слетела с кровати. Я проспала первую пару. И с огромным трудом успевала на вторую.
Максимально быстро собралась. Почистила зубы, оделась и собрала волосы в хвост. Закинула в рюкзак тетради и ручку и покинула комнату. К моему удивлению в доме стояла мёртвая тишина. Я даже замерла на лестнице, прислушиваясь к звукам в доме, но ни единого шороха не услышала.
Странно.
В это время Жанна обожает сидеть на балконе и слушать классическую музыку. На всю громкость, чтобы весь дом приобщался к прекрасному.
Я сбежала по лестнице на первый этаж, хотела проскользнуть на улицу, но ледяной, дребезжащий от ярости голос мачехи заставил замереть у двери:
— Сюда подошла.
— Я не щенок, чтобы выполнять команды, — я даже не стала оборачиваться.
Замерла, держась за ручку двери и не оборачиваясь на Жанну.
— Да. Не щенок. Ты слабая на передок псовка, — мачеха не стала ждать, когда я зайду в столовую.
Услышала, как она стала приближаться, цокая каблуками. Медленно и нехотя обернулась к мачехе. Женщина неторопливо приближалась ко мне, покачивая бёдрами и испепеляя меня взглядом. Медуза Горгона подавилась бы под этим взглядом.
— Я спешу, Жанна. Ты что-то хотела? — я вздёрнула повыше подбородок и кинула на женщину взгляд из-под полуопущенных ресниц.
В следующий миг я уже открывала и закрывала рот, непонимающе моргая и смотря на лужу кофе, образовавшуюся у моих ног. На капли, капающие с волос и бровей на пол. Было очень горячо. Очень. Кожу лица, глаза и грудную клетку нещадно пекло. Глаза стало жечь.
— В следующий раз, маленькая мерзавка, это будет кипяток. Или серная кислота. В следующий раз тебя жалеть не стану.
— Ты сумасшедшая, — я с отчаянием смотрела на тёмное пятно на любимом платье. — Мне больно!
— Будет больнее в следующий раз. Я твоё смазливое личико подправлю. Я тебя воспитывала, неблагодарная девчонка. Сопли подтирала. Любила, как собственную дочь, — Жанна шипела сквозь зубы.
У меня дёрнулся левый глаз. Я смотрела в лицо собственной мачехи и не могла понять, к чему этот фарс и эти громкие речи. Я даже усмехнулась, вспомнив прозвище, которое мне дал Глеб. Золушка. Если бы у меня были сводные сёстры, я бы по всем параметрам подходила на эту роль.
Жанна меня ненавидела с самого первого дня нашего знакомства.
Наверное, вчерашнее знакомство придало мне сил. Мне двадцать один год, а я по-прежнему терплю всё это. Прихожу домой не позже десяти. Отчитываюсь за каждый шаг. За каждую потраченную копейку, даже если эти деньги я заработала сама.
— Ты такая же безалаберная и бесхребетная, как твоя мать, — эта фраза ворвалась в мои мысли, словно пуля.
Прошибла так глубоко, так болезненно, до самого сердца. Снова бредя старую рану. Мама погибла в аварии семь лет назад, но привыкнуть к тому, что её больше нет, я так и не смогла. Жанна своими словами сорвала последние предохранители. У любого есть предел терпения.
— Закрой рот, Жанна, — я вскинула руку и отвесила ей пощёчину.
Сама тут же пришла в ужас от того, что натворила. Но светлая память и любовь к матери подогревали злость.