— Я не позволю тебе быть счастливой, запомни это. Мне терять нечего, а вот тебе… — Он стиснул её кисть еще сильнее.
— У тебя ничего не выйдет, — поморщившись, выговорила Рината.
— Это еще почему?
— Ты думаешь, я просто так решила завершить карьеру?
Она попыталась вырвать руку, но он не отпускал. Их тела соприкасались, её тяжело вздымающаяся грудь касалась его груди. Он чувствовал запах цветов и персика, она — терпкого мужского одеколона. Это одновременно и злило её, и мешало, и делало слабее, чем она была на самом деле. Как и прежде. Как и прежде он делал её слабее.
— Я беременна, Крылов, — прочеканила Рината. Каждое слово — точно хлыст плетью. — У нас с Ником будет ребенок.
— Сделаешь аборт, — не растерялся Игорь. Во взгляде словно иней появился. Холод завывающего метелями февраля. — Тебе не в первой.
Рината ощутила новый прилив ярости. Мразь! Резко вырвав руку из руки Игоря, она замахнулась во второй раз и влепила ему сильную, хлёсткую пощёчину. Голова его дёрнулась. Могла бы ударить сильнее — обязательно ударила бы. Так, чтобы у него и сомнений не осталась, с каким презрением она к нему относится. Ещё бы и в лицо плюнула, чтобы наверняка.
— Ты низок и жалок, Крылов, — с ненавистью выговорила она. — Столько лет прошло, а ты всё никак не можешь меня забыть?
— Ты слишком высокого о себе мнения, дорогая.
Рината жестко усмехнулась. Смерила его полным насмешки взглядом и произнесла:
— Хорошо, Игорь. Я согласна выполнить твое желание. Я согласна стать твоей женой. Но аборт я делать не буду. Хочешь, чтобы чужой ребенок называл тебя папой? Хочешь, Игорь? — тихо сказала она, не выпуская его из плена своих глаз. — Но учти, если мне покажется… Если мне хотя бы покажется, что ты желаешь зла моему ребёнку… Если мне хоть что-то не понравится, я превращу твою жизнь в ад. Запомни. Решай, Игорь. Но советую тебе хорошенько подумать.
Они давно переступили границы дозволенного. И кто первым сделал роковой шаг — уже и не вспомнишь. Точка невозврата пройдена. Сегодня. Сейчас.
Игорь долго смотрел на неё. И молчал. Пытался что-то увидеть в её взгляде, прочесть в выражении лица… Что-то, что могло бы позволить им вернуться обратно, отмотать назад годы безрезультатной испепеляющей души войны. И не находил ни единой зацепки.
Всё так же, не проронив ни слова, он отошел от неё. Перекинул пальто через руку и вышел из кабинета. Даже дверью не хлопнул. Тихо прикрыл. Но этот едва слышный щелчок отразился от стен оглушительным звуком бьющегося стекла. Он резал уши, доводил до исступления. Издав не то стон, не то всхлип, Рината как подкошенная осела на пол. Сползла по боковой стенке стола, прижалась к прохладному дереву спиной и закрыла лицо руками. Господи, да что же это такое? Что же…
Внезапно к горлу подступила тошнота. Рина судорожно вытолкнула воздух из легких и снова сделала глубокий вдох, пытаясь перебороть сковавший тело спазм. Руки тряслись, взгляд лихорадочно бегал по противоположной стене, где, расставленные на полке, стояли кубки и висели грамоты в рамках. «Лучшая школа», «лучший тренер», благодарственные письма и фотографии со счастливыми детьми. И на всех снимках была её мать. Она улыбалась своей доброй, придающей уверенность и силы улыбкой. Её мама. Теперь она может лишиться своего детища из-за Крылова, черт его подери!
С губ слетело ругательство, и Рината снова закрыла ладошками лицо. Она не будет плакать, нет. Он ведь этого и добивается. Мечтает разрушить её жизнь, разрушить её саму, но слишком долго она себя собирала, чтобы вот так — в одно мгновение позволить ему победить! Нет! Рина приподняла руку с подаренным Николасом кольцом. Растопырив пальцы, чуть пошевелила ими, неотрывно глядя на крупный бриллиант. Красивый, можно сказать — идеальный. Рината горько улыбнулась, потому что и сама не могла понять, о ком или о чём она сейчас: о кольце или о человеке, который должен стать её мужем. Должен был стать… Зря она согласилась, он слишком хороший для неё, слишком благородный, слишком, слишком. Если Крылов не передумает, ей придется сказать Нику правду. Придется посмотреть ему в глаза. Он слишком хороший для неё, да… Она и раньше считала, что недостойна его любви, а теперь и подавно. Её участь — Преисподняя, что прочит ей Крылов. Неугасающее пламя собственных чувств. Только не греет оно, а сжигает дотла! Убивает, медленно превращает их обоих в обугленные деревянные фигурки, бесчувственные и недвижимые. Бесчувственные. Потому что чувствами своими они пренебрегли, как чем-то не представляющим никакой ценности. Развеяли по ветру. Ради чего? Да кто же знает…