— Не поняла, — качнула головой Лера. В карих глазах вспыхнула злость, губы скривились в ядовитой усмешке.
Змея. Она всегда была такой, Игорь это знал, и, таща её в свою постель, не надевал розовых очков. Секс с ней был чем-то вроде способа ненавидеть Бердникову. Ненавидеть ещё больше за то, что он не способен переступить через прошлое, выстроить нормальные отношения, за то, что в его постели эта дрянь. Это работало. До сегодняшнего дня. Потому что сейчас Фёдорову он ненавидел все-таки сильнее.
— Между нами все кончено, — просто сказал он. — Одевайся и уходи.
Резкими, неаккуратными движениями расстёгивая на ходу пуговицы, Игорь вышел из спальни. Повесил пальто на вешалку, разулся и снова вошел на кухню. Достал из шкафчика пачку зернового кофе и хотел уже поставить на столешницу, но тут в руку его впились цепкие пальцы. Рывок, и пакет выпал из рук, просыпавшиеся кофейные зёрна покатились по полу.
— Я что-то не совсем поняла! — повысив голос, заговорила Лера. — Ты сейчас меня бросаешь?!
— Все ты поняла, Лер. — Он отцепил её руку от себя. — Давай без драм обойдемся, а? Мы с тобой не в тех отношениях, чтобы ты мне сейчас закатывала скандал.
Игорь поднял упаковку кофе и повернулся к Лере спиной, но та снова развернула его на себя.
— А в каких мы отношениях, а, Крылов?! Я тебе не подстилка какая-то, чтобы ты так со мной обращался! — закричала она.
— Хватит! — в тон ей рявкнул Игорь. — Ты прекрасно знаешь, что между нами никаких отношений нет и быть не может! Секс? Отлично! Чего ты еще от меня хочешь? Ты мне надоела! Всё!
— Как мы заговорили, — цинично усмехнулась Фёдорова. — Что? Ипатова твоя вернулась, и ты снова верной собачонкой побежал за ней? Только что хвостиком осталось завилять!
— Прекрати. — Во взгляде его мелькнуло предупреждение, но Лера лишь усмехнулась.
— Ты же снова выть будешь, Игорь, снова метаться раненым зверем по квартире. Будешь крушить всё, что попадется под руку. Снова. А знаешь почему? Потому что Ипатова опять тебя кинет. В душу нагадит и кинет. Я уйду, только кто подаст тебе руку?! Учти, в этот раз меня рядом не будет! В этот раз ты останешься один! Вспомни мои слова, когда твоя Рината снова оставит тебя в дураках.
Лера покачала головой, рассматривая Игоря. Он стоял не двигаясь, так, будто бы она для него — пустое место. Никто и звать никак. Обидно. Не то чтобы у неё к нему были глубокие чувства, но всё равно обидно. И Бердников смотрел на неё точно так же, и все они. Ничего. Хорошо смеётся тот, кто смеётся последним.
— Уходи, — снова сказал Игорь.
На этот раз спорить Лера не стала. Молча вышла из кухни, а спустя несколько минут в том же молчании покинула его дом. Только когда за ней закрылась дверь, Игорь дал волю эмоциям. Свернул со стола сахарницу, за ней подставку под горячее, в бессильной ярости опустился на табурет, и, сжав голову руками, оперся локтями о стол. Ему хотелось разнести всё вокруг. В прах, вдребезги, чтобы камня на камне не осталось. В чём-то Фёдорова была права. Права, чтоб её! Но слушать её он не хотел. Слушать, слышать, думать об их так называемых отношениях. В мыслях у него была совсем другая женщина — та самая лживая принцесса мрачного подземелья. Снова и снова он видел её лицо, её искривлённые в презрительной усмешке губы, снова и снова слышал слова о том, что она беременна. От другого. От проклятого Демаре. Снова!
Как добрался до дома, Игорь помнил плохо. Всё в каком-то тумане. Хаос собственных чувств грозил перерасти в нечто большее. Странное саморазрушающее чувство… Ему хотелось, чтобы она ненавидела его. Сильнее. Ещё сильнее. И пусть забудет, что в нём когда-то было что-то хорошее. Взять и снести школу Богославской к чертям! Перестроить каждый угол, каждый закуток, чтобы ничего не осталось. Смог бы он? Пожалуй. Но что ему делать теперь? Он поймал птичку, держит её за крыло. Надавить, и хрупкие косточки переломятся. Вот она — власть. Разрушить. Стереть всё, сжечь. Чтобы уже ничего не осталось: ни радости, ни любви. Или он может разжать ладонь и выпустить птичку на волю. Чтобы вновь парила где-то там, у счастья, у солнца. Чтобы щебет её звучал в шуршащих листьями кронах деревьев, чтобы гнёздышко вила и птенцов своих учила летать. Так же высоко. Так же, как летает сама. Но для этого ему придётся запереть собственный гнев внутри себя и научиться как-то с этим жить.
Шумно выдохнув, Игорь потер лицо ладонями. Провел по волосам и, тряхнув головой, невесело усмехнулся. Достал из кармана брюк кольцо. Положил перед собой на стол и тронул пальцем. Тонкое колечко из белого золота с маленькими, рассыпанными по всей поверхности бриллиантами. Оно бы идеально сидело на её тонком пальчике, гармонировало с бледной сияющей кожей. Отпустить или сломать? Дать возможность упорхнуть далеко за океан или посадить в клетку из незабытого прошлого? Прочную клетку, скованную из ярости, ненависти и опалённой когда-то любви?