— Ну, пойдем, мальчик!
Пыляй пошел за парнем. Барыня с другим осталась позади. Как только они вышли в суматоху рынка, послушный внук добродетельной бабушки свернул к палатке и стал менять деньги у торговца. Пыляй стоял возле него, нетерпеливо ожидая того момента, когда он станет участником бабушкиного наследства, как вдруг, парень с криком схватил его за шиворот и, встряхивая и толкая, завопил:
— Караул, караул! Деньги вытащил… Вот он, подлец!
Прежде чем несчастный мог что-нибудь сообразить, вокруг них сгрудилась толпа. Пыляй растерялся. Над ним взмахивались кулаки, зонтики, трости. Державший его парень, сатанея от гнева, кричал исступленно:
— Не троньте его. Я его в милицию сдам…
— В милицию, в милицию…
— Где деньги?
Кто-то обшаривал Пыляя. Странный благодетель ловким жестом вытащил у него из-под рубашки кошелек, которого Пыляй в жизни своей никогда не видел.
— Вот он! Слава богу, хоть деньги нашлись…
— Отпустите его лучше! — стонала из-за чужих спин барынька, недавно угощавшая Пыляя грушей, — он голоден! Боже мой, боже мой! Несчастный!
Вокруг Пыляя и парня сгрудилась толпа, выраставшая с невероятной быстротой. Мальчишка, растерянный, ошеломленный, видел над собой одно столицое, стоголовое чудовище, которое орало, кричало, вопило и угрожало ему. Лепета высохших губ маленького бродяги никто не слышал и не мог услышать.
— Нет, отведу в милицию! Извозчик, извозчик! — кричал парень, — да где же милиция? Никогда нет никого, когда нужно!
Милиционер подоспел, однако, вовремя. Когда он пробирался через толпу к Пыляю и собравшиеся сгрудились еще теснее, отчаянный вопль раздался рядом:
— Держи, держи! Тут целая шайка их!
— Стой, сволочь, стой!
Толпа зашевелилась. Парень, державший Пыляя, отпустил его и исчез в то же мгновение. Исчезла куда-то и барыня с сумкой. Милиционер же спокойно выволок из толпы третьего парня. Тот был красен от гнева, шел спокойно, но кричал:
— Это безобразие! Как вы смеете!
— Я его за руку поймал, за руку поймал! — визжал за ним тонкий, высокий господин, — за руку! Слышу, кто-то в карман лезет, и схватил! Их целая шайка!
— Обыкновенно так: как чуть сгрудился народ, они уж тут, как тут! — басил какой-то огромной толщины человек, — а народ тоже хорош… Лезут друг на друга… Невидаль какая!
Милиционер вызвал помощь тревожным свистком. Явившийся на зов другой милиционер, равнодушно оглядев Пыляя и парня, скомандовал:
— Пойдемте!
Пыляй должен был тронуться вслед за парнем.
— Они и нарочно такие свалки придумывают, чтобы в толкучке по карманам шарить! — гудел все тот же человек в толпе, провожавший пойманных, — это как есть компания… Один смуту заводит, а другие по карманам лазят…
Пыляй смутно начал понимать, что случилось. Однако, загадочная история разгадана была им слишком поздно. Милиционер не стал слушать его оправданий, только отмахнулся как от мухи:
— А ну тебя! Там все расскажешь дежурному!
И маленький оборванец, не внушавший доверия уже самым внешним видом своим, покорно замолчал.
В милиции перед дежурным парень с бесстыдной наглостью отрицал все, даже и то, что он знает мальчишку и парня, поймавшего его. Но когда, не тронутый его заверениями в его непричастности ко всему делу дежурный отправил обоих в камеру, парень, оставшись наедине с Пыляем, расхохотался ему в лицо:
— Понял?
— Ничего не понял, дяденька!
— Совсем ничего?
— Как есть ничего!
— А в карман ты лазил?
— Не думал даже!
— Зачем же он тебя схватил?
— Не знаю. Обшибся, видать!
Парень посвистал и рассмеялся.
— Дурак ты, парнишка. Пока вы с ним народ собирали, мы с мадамой карманы проверяли. Да вот засыпался, видишь?
Пыляй видел это очень ясно. Впрочем, он не был расположен сожалеть о своей доверчивости и принял все, как наказание, вполне заслуженное его легкомыслием.
Разболтавшийся же парень продолжал серьезно:
— С тобой работать можно было бы. Ты первый раз влопался?
— Первый!
— Шарашик что ли?
Пыляй промолчал.
— А то мне такой паренек пригодился бы при случае. Хочешь в компанию? Есть у меня секрет один — ловкое дело!
Пыляй покачал головой и парень замолчал.
Вечером парня вызвали из камеры. Он не вернулся назад. Пыляй переночевал в одиночестве.
Утром же его отправили в приют для несовершеннолетних правонарушителей.
Глава четвертая
Безрукая девочка вновь появляется на сцене
Вечерами и всю ночь до рассвета, в дни позднего лета, распухшие от дождей и сырости улицы Москвы неприятны. В прогорклом тумане болезненными пятнами кружатся электрические фонари; прохожие суровы и раздражительны; автомобили брызжутся липкой грязью; трамваи где-то увязают; продавцы папирос уныло дремлют над своими ящиками, укрытыми скучной клеенкой; астры и левкои в руках оборванных цветочников никнут и вянут, стряхивая последние капли дождя.