Германское командование указывало цифру в 5 270 000 советских военнопленных.
В феврале 1942 года в циркуляре Военно-экономического отдела ОКХ (Верховного командования армии) говорилось: «Нынешние трудности с рабочей силой не возникли бы, если бы своевременно были бы введены в действие советские военнопленные. В нашем распоряжении находилось 3,9 млн. военнопленных, теперь их осталось всего 1,1 млн. Только от ноября 1941 г. до января 1942 г. погибло полмиллиона русских».
Весной 1942 года министр по делам оккупированных восточных территорий Розенберг в письме к фельдмаршалу Кейтелю упомянул о 3,6 млн. «пленных большевиков».
В это же время Гитлер в одной из своих речей назвал цифру в
3 миллиона военнопленных.
Западные историки указывают цифру в 5 160 000 советских военнопленных за весь период войны (Гернс), а также 5 754 000 (Н. Толстой).
«По уточненным данным, на конец 1941 года число советских военнопленных составляло около 3 350 тысяч! — утверждается в книге «сквозь две войны, сквозь два Архипелага». — В середине июля 1942 года их насчитывалось 4 717 тысяч, в январе 1943 года — 5 004 тысячи, в феврале 1944 года — 5 637 тысяч и на 1 февраля 1945 года — 5 735 тысяч».
В базе данных «Современная Россия. Пресса» подчеркивается: «Несмотря на то что в различных изданиях итоговые цифры расходятся, мы можем определить порядковую величину советских потерь пленными в годы войны — около 5 млн. человек, из которых примерно 3 млн. человек приходится на начальный ее период».
Думается, что эти цифры, безусловно, завышены.
До сих пор в России не опубликованы точные данные о потерях и пленных. Необходим целый институт, который бы всесторонне занимался изучением этой трагедии наших соотечественников, используя всевозможные способы и методы подсчета, архивные документы многих государств мира.
«Советские военные историки, оспаривая эти цифры, утверждают, что в них зачтены многочисленные контингента как мирного, так и армейского профиля (сотрудников партийных и советских органов, мобилизованных, беженцев, попавших в окружение вместе с войсками, а также ополченцев), отнесение которых к категории пленных неправомерно, — пишет Павел Полян. — Самая “свежая” из официально выдвигаемых в СССР цифр отличается от немецкой на 1—1,5 миллиона человек…»
К слову сказать, в «Распоряжении об обращении с советскими военнопленными во всех лагерях военнопленных» указывалось: «К военнослужащим следует относить и тех солдат, которые были взяты в плен в гражданском платье». Так что действительно не исключено, что в плен попадали и сугубо гражданские люди.
Так, бывший начальник отдела по делам военнопленных Данцигского военного округа Остеррайх Курт в своих показаниях писал, что в подчиненных ему лагерях на Украине одновременно с военнопленными в отдельных бараках содержались под арестом до 20 тысяч советских граждан, взятых в качестве заложников из ряда районов, охваченных партизанским движением. Еще больше заложников содержалось в лагерях военнопленных на территории Белоруссии и в Прибалтике.
И еще, 7 июля 1943 года в главной ставке Гитлера состоялось заседание по вопросу использования рабочей силы в горной промышленности. В директиве № 02358/43 от 8.7.1943 года за подписью Г. Гиммлера указывалось: «Фюрер приказал 7 июля для проведения расширенной программы производства железа и стали непременно увеличить добычу угля, а для этого покрывать потребность в рабочей силе из военнопленных…
Пленные — мужчины в возрасте от 16 до 55 лет, взятые в борьбе с бандами в зоне военных действий, армейском тылу, восточных комиссариатах, генерал-губернаторстве и на Балканах, считаются военнопленными. Это же относится к мужчинам во вновь завоеванных областях Востока. Они должны быть пересланы в лагеря военнопленных, а оттуда на работы в Германию…»
«Количество военнопленных, единовременно находившихся в Рейхе, имело выразительную динамику: по состоянию на 20 октября 1941—350 тысяч человек, а на 5 ноября 1941 — уже 475 тысяч… — подчеркивает П. Полян. — Но их судьба, видимо, не так уж сильно отличалась от судьбы тех, кто был вдали от Германии: и те, и другие интенсивно гибли! Так, в январе 1942 года, по данным К. Штрайта, их насчитывалось всего 318 тысяч. Спустя год, в январе 1943 года, число пленных составило уже 641 тысячу, в январе 1944 года — 739 тысяч, в январе 1945 года — 857 тысяч. Максимум был зафиксирован в декабре 1944 года — 868 тысяч человек… К концу 1944 года это были практически все наличные, то есть оставшиеся в живых, советские военнопленные, поскольку в зоне Верховного командования сухопутных сил их уже не было, а в Польше и Чехии оставалось не более 60—70 тысяч. (…)
Из союзных Германии стран только Финляндия и Румыния держали на своей территории советских военнопленных и эксплуатировали их труд. Согласно официальным финским данным, в 1941—1944 годах финны взяли в плен свыше 64 тысяч советских солдат и офицеров. Из них погибло в плену 19 тысяч (или 29,6%), бежало из плена 712 человек (1,1%), осталось у немцев 2 тысячи (3,2%), репатриировано — более 42 тысяч (66,1%).
Аналогичными сведениями относительно Румынии мы не располагаем. Однако известно, что к 1 марта 1946 года из Румынии было репатриировано 133,5 тысячи человек, из них 28,8 тысячи военнопленных и 104,7 тысячи гражданских рабочих. При допущении в условиях Румынии того же уровня смертности, что и в Финляндии, общее число военнопленных в Румынии составляло бы не менее 40 тысяч.
В партизанских отрядах и подпольно-диверсионных группах в Польше, Чехословакии, Югославии, Италии и Франции сражалось, по неполным данным, более 40 тысяч советских граждан.
Таким образом, за границей СССР, но вне зоны компетенции Рейха находилось не менее 140—150 тысяч советских военнопленных. С учетом того, что на территории Рейхскомиссариатов «Украина» и «Остланд» весной 1944 года военнопленных практически не было, суммарное количество военнопленных, депортированных за довоенные границы СССР, можно оценить приблизительно в 3,25 миллиона человек. Выявить среди них число тех, кто находился непосредственно в Рейхе, практически невозможно. Но с учетом данных об умерших и о репатриированных военнопленных мы можем оценить их число приблизительно в 2,1—2,2 миллиона человек».
К слову, по подсчетам Генерального штаба, общая цифра демографических потерь советских военнослужащих (убиты, умерли, не вернулись из плена) составляет 8 миллионов 668 тысяч 400 человек. Это безвозвратные потери минус вернувшиеся из плена 1 миллион 836 тысяч человек и вторично призванные на службу на освобожденной территории 939 тысяч 700 человек, ранее значившиеся пропавшими без вести.
Владимир Михайлович Сафир в книге «Первая мировая и Великая Отечественная» констатирует, что «определить точную цифру потерь теперь уже практически невозможно, поэтому необходимо сосредоточить усилия на оценке значений потерь, выходя на порядок цифр с возможно минимальным допуском ошибки».
К основным недостаткам персонального учета и других составляющих указанной методики оппоненты относят:
— запоздалое введение красноармейских книжек (7.10.41) и необоснованная отмена Сталиным личных спецмедальонов (17.11.42). Даже в их бытность многие бойцы из чувства ложного суеверия квиток медальона не заполняли;
— огромный недоучет безвозвратных потерь Красной армии в период всеобщего отступления в 1941 году, а также и в последующие годы; при выходах из многочисленных «котлов» приходилось оставлять не только боевую технику (как правило, из-за отсутствия боеприпасов и горючего), но и всю документацию, включая «Журнал боевых потерь», стараясь спасти в первую очередь знамя части. Поэтому множество донесений просто не доходило до вышестоящих штабов или составлялось крайне неточно, «на глазок»;
— представление донесений о потерях с указанием только их общего числа, а не поименно. В основе подобного послабления было заложено традиционное в то время пренебрежительное отношение к личности («винтики»), в данном случае — к личному составу Красной армии (главное — не люди, резерв их был почти безграничен, главное — реальные успехи: взять высоту, деревню и т.п.). Все это дало возможность многим командирам (от комбата и выше) в официальной отчетности, поступившей «наверх», занижать показатели потерь, получая в таком случае для личного состава дополнительное продовольствие (пайки), «вещевку», боеприпасы и т.п. Размеры указанных приписок находились в определенной зависимости от степени порядочности и честности командира, составляющего подобные донесения. И получилось, что в самих этих документах правда и ложь были просто неразличимы;