Войдя, я осторожно прикрыла дверь. Зажгла на руке магический огонёк.
И застыла.
4
Эрдан лежал на полу! На каком-то грязном покрывале, укрытый столь же неприятной на вид и запах простынёй. Без подушки. Сжавшись, скрутившись болезненно — так, что захотелось приблизиться. Прикоснуться. Провести ладонью по плечу.
Камин не горел, в комнате стоял запах пыли и сырости, холодные камни, казалось, морозили ноги даже сквозь мои плотные туфельки.
Но не успела я и шага ступить, как пленник открыл глаза. Сел резко.
И посмотрел прямо на меня.
Несколько мгновений я разглядывала его радужки — янтарные, мерцавшие в отсветах моего огонька.
— Не жалеет тебя жених, — выдал вдруг Эрдан.
От неожиданности мои собственные глаза расширились. Впервые я слышала его голос! Ну, за исключением хриплых ругательств, которые даже не уверена, что он произнёс вслух. Впервые — нормальные слова! Когда уже почти убедила себя, что разговаривать он неспособен, что недостаточно разумен — потому его и держат, исключительно ради силы! Которая нужна Атавии.
— Почему? — произнесла, стараясь оставаться твёрдой и спокойной.
— Поинтересуйся у него, как я расправился с предыдущим фаирпатом, который пытался меня контролировать.
Действительно, поддакнул внутренний голос… неужели во всём королевстве больше не нашлось сильных фаирпатов-мужчин, мастеров печати?!
Ниссвил доверяет мне. Именно поэтому попросил меня! Вокруг него постоянно плетутся заговоры.
— Я сильный фаирпат и принц может полностью полагаться на меня, — отозвалась.
Эрдан так презрительно хмыкнул, что захотелось убедить его… принц просто уверен в моих силах! И он всё время был рядом!
Не желая оправдываться перед рабом, я огляделась, куда бы присесть — но здесь не было ничего! Абсолютно! Голый пол, небольшое окошко, дверь в уборную. Я даже заглянула — ну, хоть душ имеется. И то радует.
Эрдан продолжал презрительно кривиться, но молчал.
— Давно ты здесь… просыпаешься? — спросила я.
Внутри снова росло, крепло желание… если не изменить то, что изменить невозможно — то хотя бы облегчить страдания этого человека. Всё-таки человека!
— Лет… десять, — его глаза полыхнули дикой яростью.
— И… всегда — вот так? — я повела рукой вокруг.
— О, это ещё не самый худший вариант. Если, конечно, ты не пришла меня избивать, насиловать или проверять прочность собственных пут.
— Я? Боги, конечно, нет!
Чуть подумав, произнесла решительно:
— Вставай.
Он нехотя поднялся, лицо словно закаменело — и я вдруг испугалась, что ничего больше не услышу.
Мужчина распрямил широкие плечи и стоял обнажённым. Я ощущала его силу, ярость — и в то же время уязвимость. Передо мной.
Зачем-то провела взглядом по груди, рёбрам, рукам, выискивая следы побоев и цепей.
Но не нашла. Похоже, к нему приводили лекаря. Хорошего лекаря, который залечил все раны. Хоть что-то…
— Прикройся, — попросила, когда глаза опустились ниже.
Снова усмехнувшись, он подобрал с пола простыню и завернулся в неё.
А я тем временем выглянула за дверь. Поймала взгляд одного из охранников. И потребовала:
— Вызовите служанок. Здесь нужно всё вымыть. Принести кровать и чистую постель. Разжечь камин.
— Но… не положено, ваша светлость, — возразил охранник, явно не желая спорить с будущей королевой. — У нас не было распоряжений.
Его же в бой готовят! Ну как так можно?!
— Уже есть. Исполняйте.
Подумала, вспоминая, что видела в ванной. Кажется, ничего.
— Ещё полотенце с шампунем, — добавила. — И… одежду.
Лицо охранника налилось румянцем — или, скорее, багровыми пятнами. И он всё-таки не выдержал:
— Не положено, ваша светлость! Одежда будет только завтра. Для сражения.
— Да? — я задумчиво окинула его взглядом с головы до ног. — Тогда снимайте свою.
— Что? — оторопел бедняга, пока второй старался не отсвечивать и дожидался, чем всё закончится.
— Ну, до утра же можно побыть без одежды, правильно? Снимайте, что такого?
— Ваша светлость, — парень сглотнул. — Сейчас всё будет.
— Отлично. Жду. И обувь не забудьте! — мне даже смотреть было холодно на босые ноги Эрдана, стоявшие на каменном полу.
Обернулась к нему. На лице его застыло очень странное, недоверчивое выражение, но губы то и дело складывались в защитную пугающую ухмылку.