— Ох, привет. Я Кэйтлин. Ты, должно быть, Эмма. Мы говорили ранее по телефону. — Я протянула ей руку, чтобы пожать.
Она взглянула на мои пальцы так, словно была вегетарианкой, а они были жирными свиными сосисками. И не пожала мою руку.
— Как ты сюда попала? — Её раздражение было очевидным и не только потому, что она не захотела пожать мне руку. Оно стекало с нее... словно она сочилась гневом.
Уронив руку, я пожала плечами.
— Через входную дверь.
Она щелкнула зубами.
— Кто впустил тебя? Зачем ты здесь? — практически прорычала она.
— Вау, просто успокойся на минутку. Нет причин расстраиваться.
— Я не расстроена! — прокричала она.
С широко раскрытыми глазами я сделала шаг назад, удерживая руки между нами.
— Ладно, я ошиблась. Ты не расстроена. Ты всегда приходишь в квартиры к другим людям и кричишь на их гостей. Должно быть, для тебя это обычный вторник.
Ее глаза сузились, а губы исказились в нечто напоминающее оскал.
— Ты недалекая...
И, к счастью, Мартин выбрал именно этот момент, чтобы войти в дверь.
— Эмма? Что за черт?
Мы обе повернулись лицом к нему, когда он пронесся по гостиной, оставив большую коробку с пиццей и пластиковый пакет на столе за диваном, и быстро встал рядом со мной.
Как обычно, он был более чем просто высокий симпатичный парень. Он был внушительный. Он был ураганной, переменчивой, как погода, силой, магнетическим центром притяжения моего внимания — таким он был для меня, по крайней мере. Я чувствовала, как мое сердце прыгало, словно марионетка, и сказала ему сидеть смирно.
Как только он приблизился, Эмма отступила на шаг. Она сглотнула, выглядя немного взволнованной, и скрестила руки на груди. Я заметила, что она хорошо скрывала свои эмоции, когда она упрямо подняла подбородок.
— В самом деле, Мартин? В самом деле? Ты думаешь, что это хорошая идея?
— Эмма. — Покачав головой, он сжал челюсть, в его глазах промелькнуло предупреждение. — Это не твое дело.
— Твое дело — это мой бизнес, и она вредит моему бизнесу. — Эмма указала на меня, яростно взмахнув рукой.
Ну, это было неловко. Я думала о том, чтобы медленно попятиться назад. С этой целью я украдкой огляделась, чтобы увидеть, насколько успешно смогла бы выскользнуть из комнаты, чтобы никто не заметил.
— Ты уходишь сейчас же. И оставь ключи. — Тон Мартина был низким, монотонным. Да, он, казалось, был рассержен, более того, даже разочарован.
— Если у меня не будет ключей, как я смогу забрать твои проектировочные документы для фонда? Как насчет твоих эскизов?
Она сказала "эскизы", как большинство людей сказали бы "дерьмо". Я предположила, что она не была поклонницей его эскизов.
— Мы не будем сейчас говорить об этом, потому что ты уже уходишь.
Нахмурившись, она немного помедлила, вглядываясь в его лицо, прежде чем спросить:
— Она знает, что ты сделал ради нее? Что ты потерял? Ты рассказал ей? Вот почему она здесь?
Мое внимание привлек этот спор, и у меня снова расширились глаза. Я взглянула на Эмму — действительно посмотрела на нее — и поняла, что она не ревновала, как влюбленная девушка, которая страстно желала парня. Наоборот, она была крайне разочарована и определенно ревновала, но по другой причине.
Мартин выпрямился, его лицо окаменело, а глаза стали непреклонными льдинами.
— Тебе лучше уйти, пока я не разорвал наше партнерство, потому что мы уже обсуждали это, ты чертовски упрямая, чтобы прислушаться, и сейчас ты действительно разозлила меня.
Он был в ярости, начиная повышать голос. Я помнила столкновение с его гневом и сейчас могла видеть, насколько он был близок к тому, чтобы сорваться.
Эмма хладнокровно всматривалась в него долгим взглядом.
— Отлично. Я ухожу. — Она порылась в сумке-портфеле, перекинутой через плечо, и вытащила кольцо с двумя ключами. — Здесь твои ключи. — Она протянула ему, и он забрал их из ее руки.
Ее взгляд скользнул ко мне, и, прищурившись, она выпалила:
— Ты эгоистка. Но еще хуже, что ты наивная и невежественная, и глупая упрямица — такая же, как твоя мать.
Я открыла рот, чтобы сказать хоть что-то, но это уже было неважно, потому что, развернувшись на своих каблуках, она вышла из квартиры, хлопнув за собой дверью.
Мартин и я несколько секунд стояли неподвижно. Я попыталась разобраться в том, что только что произошло, и странной словесной перепалке, свидетелем которой я стала. Я мысленно расставила вопросы по порядку — от самых неотложных до просто любопытных — и повернулась к Мартину, чтобы оценить его настроение.
Его рот скривился в явном неодобрении, и он уставился на то место, где только что стояла Эмма.
Сделав глубокий вздох, я приготовилась задать первый вопрос, когда он повернулся ко мне лицом. То, как его глаза осмотрели меня, заставило дыхание и слова застрять в горле.
— Ты выглядишь по-другому, — сказал Мартин, его внимание с моих бедер переместилось вниз к голени и обратно к животу, груди, шее, губам, а затем к волосам. Если я не ошибалась, он одобрял изменения в моем гардеробе. — В тебе что-то изменилось? — Этот вопрос прозвучал нежно и поддразнивающее.
Я пожала плечами, притворяясь, что не знала, о чем он говорил.
— Не знаю. Теперь я пользуюсь другим увлажняющим кремом для лица.
Встретившись со мной взглядом, он прищурился.
— Не это.
— Я сменила "Крест" на "Колгейт".[28] — Продемонстрировала ему свои зубы.
— Нет, — ухмыльнулся он.
— Мои волосы длиннее.
— Возможно...
Выгнув бровь, я задумалась, может, он тянул время, пытаясь отвлечь меня от текущих вопросов, например, почему Эмма сказала, что я была причиной отказа Мартина от... чего-то значительного.
— Почему ты не расскажешь мне, что имела в виду твой бизнес-партнер, когда сказала...
Мартин отвернулся, стягивая тяжелое пальто с плеч.
— А мы можем не говорить об этом сегодня вечером? Мы можем просто... — Я услышала его вздох. — Мы можем просто хорошо провести время вместе?
— Я так не думаю. Я не смогу сосредоточиться на чем-то ещё, пока ты не расскажешь мне, что происходит.
Мой взгляд не отрывался от него, когда он шел к шкафу в прихожей, чтобы повесить пальто. Он остался в исключительно элегантном темно-сером костюме-тройке. А галстук был кобальтово-синим и гармонировал с цветом его глаз.
— Кэйтлин. — Мартин медлил, повернувшись ко мне, ослабляя галстук и расстегивая две верхние пуговицы своей накрахмаленной рубашки. — Я с нетерпением ждал встречи с тобой весь день.
От этого признания мои внутренности затопило теплом, и я была поражена, насколько свободно он высказывал свои мысли, насколько бесстрашно. Я предполагала, что наша дружба была бы похожа на предыдущие ухаживания, и никогда не задавалась вопросом, что он думал или чувствовал ко мне. Иногда он мог быть очень откровенным и честным.
По правде говоря, я восхищалась этим в нем. Я и близко не была такой бесстрашной. В сравнении особенно с ним, я была скрытной в плане эмоций и мыслей.
— Не хочу говорить об Эмме и ее постоянной раздражительности. Хочу посидеть на диване, выпить пива, поесть пиццу, поговорить о всякой ерунде и посмеяться.
Он выглядел старше двадцати одного года, частично был виноват его костюм. Хотя еще он выглядел уставшим — очень, очень уставшим. При дальнейшем рассмотрении я заметила, что он был бледнее, чем прежде, из-за красных глаз и темных кругов под ними его лицо казалось немного вытянутым. Ну, еще он щеголял колючей после обеденной щетиной.
Рассматривая его, очевидно переутомленного, я поняла, что была готова к компромиссу.
— Окей, хорошо. Мы не будем говорить об этом прямо сейчас.
Он улыбнулся мне благодарной и уставшей полуулыбкой.
— Хорошо.
Я подняла палец, указывая на него.
— Но когда ты оправишься от тяжелого дня, выпьешь пива и съешь пиццу и мы поболтаем о всякой ерунде, мы обсудим смысл зловещего и таинственного разговора с твоим партнером.