Он откашлялся, дотронувшись рукой передней части своего пальто.
— Паркер, — сказал он.
Я ощутила одно это слово всем телом, хотя это прозвучало как обычное приветствие. Но оно задело за живое, потому что я никогда не думала, что снова услышала бы его голос.
Переступив с ноги на ногу, я тоже прокашлялась, попытавшись сымитировать его непринужденную интонацию.
— Сандеки.
Последовал еще один длительный момент, при котором ни один из нас не издал ни звука. Это, по многим причинам, была странная ситуация — взять хотя бы то, что вокруг нас продолжала кипеть жизнь: люди торопливо шли по тротуару, машины, автобусы и такси со свистом проносились у него за спиной. Я слышала и ощущала метро под своими ногами, приглушенную музыку за спиной, вой сирены. Но мы оба стояли и молчали.
Внезапно он подошёл ко мне, сказав:
— Тебя подвезти?
Я покачала головой.
— Нет. Нет, спасибо.
— У меня есть машина. Ты живешь в городе?
— Нет. Все ещё в Нью-Хейвене.
— Вижу...
Он остановился в пяти шагах. Разглядывая мое тело сверху вниз, он засунул руки в карманы брюк, его восхитительные глаза, отчужденные и настороженные, наконец посмотрели в мои. Освещение улицы позволило мне хорошо его рассмотреть, в груди всё заболело от несправедливости. Я жадно вглядывалась в его черты, вглядывалась в его лицо, одновременно знакомое и незнакомое, словно воспоминание.
Он выглядел старше, мужественнее, появилась какая-то жёсткость в его лице. Казалось, Мартин стал на дюйм выше, а может и нет. Возможно, он просто вел себя по-другому. Не знала, как это было возможно, но парень производил больше впечатления, чем прежде, и пропасть между нами стала шире, чем когда-либо.
Это было тяжело. Моё сердце ныло.
Я думала, что повзрослела, выросла из этой подавленной девушки, превратившись в достаточно самоуверенную женщину, но теперь поняла, что у меня был ещё длинный путь впереди. Или, возможно, я всегда была бы отчасти глупой. Может быть, у меня это было заложено генетически — быть вечным ребенком. Стоя рядом с ним, я чувствовала себя самозванкой, словно притворщик, пытающийся играть роль взрослого.
Он рассматривал меня. Я видела расчётливый блеск в его глазах. Я была проблемой, которую необходимо было решить. Я чувствовала тяжёлый жар смущения, неловко поднимающийся от груди к шее. Прежняя Кэйтлин подняла бы руку и предложила бы стоять неподвижно, закрыв глаза, пока он не оставил бы меня в покое или подумал, что я превратилась в большой камень или живую статую.
Прежняя Кэйтлин была чокнутой.
В то же время новая Кэйтлин предполагала, что шансы не разреветься в ближайшие десять минут составляли три процента, она была очень расстроена, потому что хотела, чтобы с Мартином Сандеки всё наконец закончилось. Она хотела видеть его, не превращаясь при этом в эмоциональный маятник.
Однако, как новая, так и прежняя Кэйтлин не хотели иметь ничего общего с драмой, тоской или проигрышным спором. Я была сильно взбудоражена и в то же время подавлена. Понятия не имела, почему он был здесь, но моя интуиция кричала мне, что я должна была выдержать это, чтобы в будущем избежать такого жалкого поведения.
Я решила принять недовольство нынешней Кэйтлин. Прежняя Кэйтлин вела меня в никуда. В то время как я могла направить свое недовольство во что-то полезное, даже превратить в ложное мужество.
— Ну, увидимся. — Я слабо улыбнулась ему, благодарная сумраку переулка, скрывшему мой румянец, обжигавший щеки, нос, лоб и уши.
Я сместилась, чтобы обойти его, но он быстро шагнул в сторону, преграждая мне путь.
— Не хочешь выпить?
— Ох, нет, спасибо. У меня уже есть.
Я подняла свою "Колу" в качестве доказательства, мой голос был вежливым и уверенным.
Уголок его рта дернулся в легкой ухмылке.
— Я имел в виду, не хочешь пойти куда-нибудь выпить? Может быть, кофе?
Мои глаза сверлили его.
— А как же твое свидание?
— А что насчет неё?
— Ну, она тоже с нами пойдет?
Его глаза изучали меня.
— Ты бы сказала да, если она пойдет?
Этот вопрос ранил моё сердце, прозвучав как загадка, поэтому я проигнорировала его.
— Неа, я работаю с утра и очень устала.
— Работаешь? Ещё одно представление?
— Нет.
Я сжала губы, не желая признаваться, что собиралась поступать в колледж только весной, а работала поющей баристой в "Блюз Бин". Но потом решила не быть дурочкой, мне нечего было стесняться. Мартин всегда был словно из другого мира. Мы были полными противоположностями, всегда были и будем.
Я подняла подбородок, глядя на него, и объяснила:
— Знаешь кофейню с голубой фасолиной над входом? Рядом с барами на Кроун Стрит?
Я заставила себя снова встретиться с ним взглядом и добавила:
— Ну, я там работаю сейчас. Поющей баристой.
Я была рада, что смогла признать это без новой волны смущения. Как хорошо, что мой голос прозвучал как обычно и совершенно нормально.
Он нахмурился, отчего его до боли красивое лицо стало еще сексуальней.
— Ты работаешь в кофейне? Зачем? — требовательно спросил он.
Я пожала плечами.
— Зачем люди работают? Чтобы заработать денег.
— Твоя мать лишила тебя денег? После...
Я перебила его, не желая слышать, что было бы дальше.
— Нет. Вовсе нет. Ничего такого. Просто...
Я резко прекратила объяснять, удивляясь, почему мы вообще разговаривали. В чём был смысл этого мазохистского упражнения? У меня ещё не зажили раны девятимесячной давности. Ноющая боль разбила лагерь в моей груди, расширяясь, давя на горло и ребра.
— Послушай. — Я вздохнула, снова посмотрев на него, в глазах начало щипать. Теперь, когда шок ослаб, смотреть на него становилось всё труднее. — Мне нужно идти. Чтобы успеть на поезд.
— Я подвезу тебя.
— Нет, спасибо.
— Паркер, позволь подвезти тебя.
— Нет.
— Почему нет? — тихо спросил он, больше настойчиво, чем любопытно.
Я собиралась ответить правду, что рядом с ним ощущала себя, словно не было никакого прогресса в течение последних девяти месяцев, что я, как минимум, была страстно увлечена им, если не влюблена в него до безумия, что у меня не было желания плакать в его машине. У меня не было желания плакать в любом другом месте когда-либо снова.
Но мы были прерваны звуком закрывающейся двери и приближающихся шагов, а затем Абрам положил руку на мое плечо.
Я посмотрела на своего одногруппника, смущенная этой внезапной близостью.
— Потому что её есть кому подвезти, — медленно сказал он.
Глава 2: Кислотно-щелочное равновесие
У моего обалдевшего мозга заняло пять секунд, чтобы включиться и понять последствия появления и заявления Абрама. На шестой секунде я оттолкнула Абрама и отошла.
Прежде всего, этим подразумевалось, что мы не были вместе.
И, чтобы уточнить, я громко объявила:
— Он не мой парень. Мы не встречаемся.
Во-вторых, Мартин больше не смотрел на моё лицо — он смотрел на то место, где до этого рука Абрама опиралась на моё плечо.
И в-третьих, моя жизнь официально превратилась в клише. Я задавалась вопросом, может, здесь был какой-то невидимый режиссёр за углом, говоривший типа: "Ладно, ставим новую любовную сцену. Точно, мы хотим, чтобы он вышел в самый неподходящий момент".
— Но ты всё ещё хочешь, чтобы я тебя подвёз? — спросил Абрам тоном, полным усердной заботы.
— Нет. Меня не нужно подвозить. Я не хочу никуда ехать. Эта девушка никуда не едет. — Я указала пальцами на себя, заливаясь ярким румянцем.
Глаза Мартина метнулись ко мне, прищурившись. Тщательно всматриваясь в меня.
Абрам усмехнулся и непринужденно подтолкнул меня локтем. Улыбаясь, он повернулся к Мартину. Мартин не улыбался.
— Привет. Я Абрам. Басист Кэти.
Я покачала головой, поняв, что не представила их.