С каждым вторжением Колина Селия подавалась вперед, позволяя сэру Джейсону легче проникнуть в свой рот. Его член углублялся и щекотал ей горло. Селия почувствовала содрогания позади себя, и пенящиеся потоки Колина устремились в глубь нее, орган возлюбленного вибрировал от целой серии толчков. Селия сосала сильнее до тех пор, пока сэр Джейсон также содрогнулся и разразился соками, обдавшими ее губы и язык липкими потоками, причем кульминацию усилило присутствие ее пальцев в его заднем проходе. Колину потребовались неимоверные усилия, чтобы наконец покинуть гостеприимный, хорошо изъезженный зад, после чего он, охваченный блаженством, рухнул на пол. Если бы не тяжелое дыхание, можно было бы подумать, что он умер.
Язык Селии прошелся по ее покрытым кремом губам, подбирая последние капли, которыми их смазал сэр Джейсон. От изящества, с которым она совершила это простое движение, он погрузился в пресыщенное забытье, оставляя источник наслаждений в задумчивости над тем, как похожи оба кузена на вкус. Ибо у Селии и в самом деле развилась способность узнать Хардвиков по вкусу.
Воспоминания
Сэр Джейсон много думал о Селии в эти дни рано наступившей зимы и не мыслил жизни без нее. Раньше он существовал отшельником в келье, которую сам создал, лишь иногда отправляясь путешествовать по миру, чтобы отведать плотских удовольствий, которые встретятся на его пути. С точки зрения сегодняшнего дня все это казалось пустой тратой времени, если учесть им самим созданный рай.
Хотя за стенами Дома на Пустоши завывая носился пронизывающий холодный ветер, сэр Джейсон нежился в тепле и пресыщался в ходе многочисленных встреч с изумительным разнообразием отверстий Селии. Конечно, иногда его поведение можно было считать жестоким, но он знал, что для нее лучше. И по-видимому, Селия пришла к такому же выводу, ибо больше не могла во время оргазма скрыть дрожь от опытных глаз своего пленителя. Сэр Джейсон гордился, словно победитель, всякий раз, когда ее вишневая щель наполнялась сладким сиропом, как и его пенис. Откровенно говоря, он совсем не скучал. Ее изумительные прелести услаждали его, а страсть к ней росла с каждым соитием, причем оба находили много новых удовольствий на этой похотливой стезе.
То, что Селия в последний раз ввела свои пальцы в его заднюю магистраль, возбудило его больше, чем ему хотелось в том признаться, и он невольно обнаружил, что старается занять такую позу, которая лучше всего подходит для подобного чудесного вторжения, причем делал все вроде как бы непреднамеренно и с самым невинным видом. Когда он бывал менее сдержан в отношении такого пристрастия, сэр Джейсон предавался сеансам содомии, во время которых оба работали пальцами и охотно предоставляли свои обнаженные задние магистрали шаловливым пальчикам друг друга. Часто он не требовал иного возбуждения, чем вторжение в свою задницу увлажненных во влагалище Селии пальцев, а сам занимался соответствующим теплым и тугим проходом партнерши, после чего его пенис взрывался бурлящим потоком, обдавая выпяченные полушария ее ягодиц молочной пеной. Через несколько минут после заключительных конвульсий он вытаскивал пальцы из благоухающей мускусом борозды и, уединившись у себя, находил их весьма вкусными.
Упражняясь каждый день, сэр Джейсон приучил анус Селии подстраиваться под длину и ширину четырех пальцев одной руки без участия большого пальца и ее задний проход не испытывал дискомфорта, в то время как ей было нелегко просунуть больше двух тонких пальцев в его тугое отверстие. Такой возможности вторжения противостоять оказалось невозможно, и сэр Джейсон заставлял её подготавливать свое отверстие, сначала увлажняя своей слюной. Вскоре это стало обычной практикой, и Селия послушно раздвигала, его ягодицы, чтобы обеспечить доступ своему языку к крепкой запечатанной борозде между них. Сэр Джейсон преодолевал половину пути к извержению, когда она начинала робко облизывать коричневое отверстие, скользя языком вокруг надутого ободка, и он от экстаза терял голову. Конечно, он ждал большего нежели скромного повиновения. Охрипшим голосом он громко приказывал Селии засунуть язык в свое заднее отверстие, отчего та, будучи шокирована, глубоко вдыхала воздух, ибо приказ столь недозволенного характера, а это был приказ, а не просьба, доводил ее тело до лихорадки.
Однако дальнейшие события не говорили об уязвленных чувствах, поскольку извивающийся язык Селии углублялся в проход настолько, насколько мог, и совершал поступательные движения, пока доведенный до бешенства пенис сэра Джейсона не взрывался от оргазма. После этого лицо Селии начинало снова пылать, и она закрывала свои ярко-голубые глаза, чем сильно увеличивала его удовольствие.
— Моя дорогая, может, ты предпочитаешь вкус моей задницы вкусу задницы моего кузена? — спрашивал сэр Джейсон с обычной озорной улыбкой, не догадываясь, что Селия подумала бы, если бы знала, как ему хочется сделать то же самое с ее маленьким пикантным задним отверстием.
Картина унизительной педерастии сэра Джейсона в Париже выглаживалась из памяти, когда на смену заднице молодого шведа и пальцам итальянца пришли задница и пальцы Селии, позволяя ему без стеснения наслаждаться развратными актами. Теперь он мог переступать любые преграды на пути к высшей точке наслаждения, ему мешало, лишь воображение. Однако сэр Джейсон не мог сделать с Селией то, чего желал больше всего.
Какое счастье обладать богатством Хардвиков, ибо ему не надо было заниматься каторжным трудом, чтобы заработать себе на жизнь, и поэтому он мог посвятить время исключительно плотским забавам. Сэру Джейсону не надо было каждый день заполнять нудной работой, в бумажнике лежало достаточно денег, чтобы хорошо платить слугам. Его кладовая не пустовала, в доме всегда было чисто, ему не к чему покидать границы своего имения, можно было и вовсе не выходить из дома. Что было там на улице, кроме зимнего пейзажа и людей, привыкших к холоду? В этих каменных стенах у сэра Джейсона было все, в чем он нуждался. Он никогда не отпустит Селию. Колину сперва придется убить его, и сэр Джейсон сомневался, что у того хватит духу на такое, поскольку младший кузен до сих пор ничего подобного не совершал. Только подумать, как много времени ему понадобилось, прежде чем он смог начать покорение этой молодой женщины, которая так жаждала, чтобы ее взяли…
Что же до беглого Хардвика, то он сам знал, что поглощает слишком много крепкого хереса своего кузена во вред себе и бедной Селии. Но как еще ему вынести все это? Все это время он оторван от нормальной жизни! Он был молодым человеком с многообещающим будущим, работал и пробивался вперед в этом мире, а не транжирил деньги, перешедшие в наследство от покойных родственников. Теперь та жизнь стала лишь далеким воспоминанием совершенно другого человека. Как это ни печально, он уже не мог больше обладать своей возлюбленной Селией без вторжения прожорливого пениса своего кузена. И как ни грешно признаться, Колин обнаружил, что это его больше особенно не беспокоит.
— В какого человека мне суждено превратиться? — спрашивал он сам себя, веря, что будет проклят на всю оставшуюся жизнь и даже на том свете. Ибо как мог мужчина, любивший женщину так сильно, вступить в сговор, чтобы осквернять ее? Как бы он ни винил вино, пристрастие к нему не могло утопить похоть, парившую в Доме на Пустоши днем и ночью, а в большинстве оргий он охотно принимал участие. Странно подумать, что сначала он желал убить своего кузена за такие акты, а теперь желал лишь участвовать в них.
Оба Хардвика и в самом деле стали участниками заговора в непрестанном насиловании тела Селии, и молодой Хардвик с удовольствием согласился на эту новую роль. Колин мог лишь смеяться над теми давними и невинными днями, когда оба ходили в любимый паб или отправлялись на загородный пикник — какими глупыми сейчас казались эти занятия! Он никогда не мог представить, что пухлые губы обожаемой им женщины, которую он видел столь изящно пьющей сидр из стакана, будут однажды держать широкую головку его члена и тянуть его мужские соки, не говоря уже о подношениях старшего кузена. Не мог Колин также предвидеть другие драмы, которые разыграются после того, как он явится в Йоркшир, где царит капризная погода. Они с Селией были двумя детьми, которые пролетели через таинственней туннель и потерялись в омерзительном мире, из которого уже не вырваться. И может быть, никто из них уже больше и не хотел вырываться из него.