Его язык скользнул в ее рот. Приподняв юбки, он вскинул их до самой талии и начал ласкать ее бедра. Все, что их теперь разделяло, — это ее лопнувшие панталоны, под которые он вскоре проник своими ловкими и умелыми пальцами. Она почувствовала, как его ладонь легла ей между ногами и принялась мять и поглаживать нежную, чувствительную плоть. Наслаждение превратилось в острое и неукротимое желание. Она сжала ноги, сомкнув их вокруг его руки.
— Я всего лишь трогаю тебя, девушка, — прошептал он ей в губы, и она задрожала от удовольствия, хотя и понимала, что на этом они не остановятся.
Он ее соблазнял и заманивал в очень опасные места.
Она с готовностью раздвинула ноги, когда он начал тереть ее холмик основанием ладони. Ее захлестнули новые незнакомые ощущения, и каждое прикосновение его пальцев доставляло ей неизъяснимое наслаждение. Он провел по ее губам языком, а затем лег на нее.
Рассудок повелевал положить этому конец, но тело ему не повиновалось. Широко раскинув ноги, она ощущала нежное касание кончика его возбужденного члена, все настойчивее прижимающегося к ее интимным складкам; все было горячим и влажным. Она не хотела, чтобы это заканчивалось, несмотря на то что осознавала совершение недозволенного.
— Я хочу взять тебя прямо сейчас, — прошептал он, — но и ты должна этого захотеть.
Ее грудь тяжело вздымалась. Она не решалась ответить.
— Если ты не желаешь расставаться со своей девственностью, ты должна сказать об этом сейчас.
— Я не знаю, — прошептала она. — Я не хочу, чтобы ты останавливался, но я всегда верила в то, что должна беречь себя для мужа.
Дункан долго смотрел на ее лицо, озаренное светом костра. Затем он отстранился и оперся лбом на ее плечо. Казалось, ему требуется время, чтобы взять свои желания под контроль.
— Я не хочу тебя погубить, — тихо произнес он, — но могу доставить тебе удовольствие.
Она не поняла, что он имеет в виду. А Дункан опустился ниже, и его голова скрылась под ее юбками. Она ахнула от неожиданности, когда он начал целовать ее лодыжки, колени, внутреннюю поверхность бедер. Затем он широко раздвинул ее ноги и погрузил свой рот и язык в складки ее женского естества.
Она выгнула спину и судорожно втянула воздух сквозь стиснутые зубы, окунаясь в головокружительный туман восторга.
— Что ты со мной делаешь? — прошептала она.
Но он ничего не стал ей объяснять, его рот были занят.
Впрочем, прислушиваясь к звукам, издаваемым им, она вскоре и сама забыла о своем вопросе. Теперь ее интересовало, насколько это приемлемо. Занимаются ли этим все мужчины и женщины или только шотландцы?
Охваченная дикой страстью, Амелия запрокинула голову и закричала. Ее тело затрепетало, мышцы напряглись, и ее захлестнуло волной огня. Она извивалась на меховой подстилке, как пойманное в ловушку животное, колотила кулаками по земле. Она пыталась сопротивляться наслаждению, но никогда в жизни не испытывала ничего подобного, и это было неподвластно ей. А затем силы внезапно покинули ее.
Спустя какое-то время он выбрался из-под ее юбок и накрыл ее обессиленное тело своим. Он прижимал ее к себе, и она чувствовала себя желанной и защищенной. Она не хотела его отпускать, хотела, чтобы их объятия длились вечность. Еще никогда и ни с кем у нее не было подобной близости.
— Что это было? — спросила она, понимая, что ее вопрос в этот момент лишен какой-либо логики.
— Я говорил тебе, что мы, шотландцы, любим доставлять удовольствие своим женщинам. — Он опустил подол ее юбки, прикрывая ноги. — Теперь тебе необходимо поспать.
Амелия смотрела на ночное небо, и ей казалось, что она находится в состоянии пьяного оцепенения.
— Мне было приятно, — созналась она.
— Я знаю.
— Но мне не следовало этого допускать. Это было чересчур... интимно.
Долгое время Дункан молчал, глядя на расплывчатые очертания макушек деревьев на фоне черного неба.
Наконец он заговорил:
— Да, ты права. Мне тоже не следовало этого допускать.
В эту ночь они больше не обменялись ни единым словом.
На протяжении долгих месяцев сон Дункана был недолгим и прерывистым, и он уже забыл, что значит чувствовать себя утром свежим и отдохнувшим.
Его разбудил аромат хвои и щебетание птиц в кронах сосен; розовое сияние рассвета за лесом бледным светом озарило его веки. Он зевнул и поднял руки над головой, потягиваясь, но вдруг его пронзило неприятное воспоминание о том, что должно сегодня произойти. Ему предстояло приехать с Амелией в замок и, возможно, обнаружить там Ричарда Беннетта, наслаждающегося всеми благами, которые был способен предоставить Монкрифф.
При мысли о том, что Беннетту прислуживают в замке, Дункану захотелось немедленно явиться туда, схватить это презренное существо за горло и сбросить его со стены крепости. Но вначале он должен был пронзить сердце Беннетта мечом и напомнить ему, почему он умирает: Ты помнишь ту девушку в саду? Это тебе за нее. А также за женщину, которую, по твоему мнению, ты имел право взять в жены. Теперь ей не придется страдать так, как Муире.
Дункан сел и огляделся. Амелии рядом с ним не было. Ее вообще нигде не было видно.
Это его не на шутку встревожило. Вскочив на ноги, он закричал:
— Амелия!
Ответа не было. Казалось, поблизости вообще нет никаких человеческих существ. Он был в лесу один.
Дункан обвел взглядом молчаливый лес. Рассеянные солнечные лучи пробивались сквозь стволы деревьев, отбрасывающих на землю длинные тени. К ним будто подкрадывался новый день, бесшумно ступая по мху.
— Амелия! — снова закричал он, делая несколько стремительных шагов в туман, но в ответ слышал лишь собственное эхо.
Нет, она бы этого не...
Да нет, он уже понял, что именно это она и сделала.
— Проклятье!
Спустя несколько минут горец оседлал Тернера, собрал вещи и сунул секиру в седельные ножны. Закончив сборы, он одним прыжком взлетел на спину коня.
— Пошел! — закричал Дункан, с места посылая Тернера в галоп и направляясь к опушке леса, а затем в раскинувшиеся к югу от леса поля.
«Как давно она сбежала из лагеря?» — встревоженно спрашивал себя Дункан. Успела ли она уже добежать до замка? И что, если Беннетт действительно оказался там? В этом случае он мог отдать приказ выследить мерзавца Мясника, находящегося в непосредственной близости от Монкриффа. Дункан может не успеть даже доскакать до ворот замка, как его перехватят солдаты неприятеля. И что ему тогда делать?
Будь она проклята! Чтоб ей сгореть в аду! Ему вообще не следовало похищать ее из форта Уильям, потому что единственное, чего он теперь хотел, — это убедить ее вернуться. Ему не было дела до того, останется Ричард Беннетт в живых или умрет. Главное, чтобы он никогда не прикоснулся к Амелии.
В свете этих обстоятельств Дункан видел один-единственный способ достичь желаемого. Он пришпорил коня и понесся к Монкриффу.
ГЛАВА ЧЕТЫРНАДЦАТАЯ
После испытания ужасом похищения, вслед за которым в ней пробудилось совершенно необъяснимое и непреодолимое влечение к похитителю, это утро оказалось наихудшим из всего, что ей пришлось пережить.
Амелия проснулась в состоянии сильного эмоционального возбуждения. Одного взгляда на мирно спящего рядом с ней Дункана — самого красивого мужчину, которого ей только доводилось видеть, — ей хватило, чтобы понять; она должна как можно скорее его покинуть, потому что она в него влюбилась, причем влюбилась глупо и совершенно безнадежно, но со всей страстью, на которую только была способна.
И сейчас она, спотыкаясь, брела через поле. Силы ее покидали, и она уже не понимала, где находится. Ее туфли промокли от росы, и пальцы ног онемели от холода. Она была измучена и запыхалась, потому что почти целый час бежала сначала через лес, а затем по этим бескрайним холмам. Она не знала, куда идет, и только восход солнца позволил ей немного сориентироваться на местности. Она понимала, что может заблудиться. Никто не сказал, что замок расположен строго к югу от того места, где они остановились на ночь, хотя Дункан и упомянул, что находятся к северу от Монкриффа. Она могла ненароком пройти мимо замка и в конце концов очутиться на берегу Ирландского моря.