Несмотря на то, что я пленница, особняк кажется уютным. Если бы не угрожающее присутствие Виктора, я действительно чувствовала бы себя комфортно, оставаясь здесь.
Этот человек может быть монстром, но у него есть вкус.
Я замечаю тарелку с едой на островке. Там также есть бутылка воды.
У меня нет аппетита, но я хочу пить.
Виктор не двигается, пока я иду к островку, но он бормочет:
— Чувствуешь себя лучше?
Я открываю бутылку и выпиваю половину прохладной жидкости, прежде чем пробормотать:
— Нет. — Поворачиваясь, чтобы посмотреть на него, я говорю. — Ты причинил мне боль.
Его голова резко поднимается, его глаза скользят по моему телу, прежде чем остановиться на красных отметинах на моей шее.
Я откидываю волосы в сторону, чтобы он мог видеть все это, и приподнимаю рубашку, чтобы он также увидел ссадины на моем животе.
Я не собираюсь притворяться, что отметин там нет.
Он наклоняется вперед и ставит стакан на кофейный столик, прежде чем встать. Я быстро опускаю рубашку, когда он подходит ко мне.
Этот человек настолько силен, что кажется, будто сам воздух вокруг него напрягается и смещается с каждым его шагом.
Он заставляет меня чувствовать себя меньше букашки, которую он мог бы легко раздавить, если бы захотел.
Я полностью во власти этого монстра.
Когда по моему телу пробегает сильная дрожь, мне требуется больше сил, чем у меня сейчас есть, чтобы стоять спокойно и не съеживаться, когда он останавливается в нескольких дюймах от меня. Его глаза горят при виде отметин, покрывающих мою кожу, и, как я ни стараюсь, не могу удержаться от вздрагивания, когда он поднимает руку и проводит костяшками пальцев по моей шее.
— Прости меня, маленькая Роза, — шепчет он.
Когда я слышу сожаление в его голосе, мои глаза становятся широкими, как блюдца. Извинений я ожидала меньше всего.
Его темный взгляд останавливается на моем.
— Ты более хрупкая, чем я думал.
Я хотела бы быть сильнее.
Виктор опускает руку, затем пристально смотрит на меня, пока я не чувствую непреодолимую потребность извиваться.
— Перестань испытывать мое терпение, и я буду более осторожен с тобой.
Он действительно заключает со мной сделку, или это приказ?
Он указывает на тарелку.
— Ешь.
Я качаю головой.
— Я не голодна.
— Я не спрашивал, голодна ли ты. Я сказал ешь, — бормочет он, выражение его лица мрачнеет еще больше.
Я прижимаюсь спиной к столешнице, мои руки находят гранит и цепляются за него.
Виктор наклоняет голову, и везде, где его глаза касаются моего лица, мне кажется, что моя кожа охвачена пламенем.
— Пожалуйста, отпусти меня, — шепчу я.
Я понятия не имею, что буду делать, но все должно быть лучше, чем быть пленницей этого человека.
Он медленно качает головой.
— Мир растопчет нечто столь хрупкое, как ты. Ты можешь в это не поверить, но этот дом, пребывание здесь со мной, – самое безопасное место для тебя.
Гнев и разочарование начинают клокотать в моей груди. Сжав челюсти, я поднимаю на него глаза.
— Ты принадлежишь к Священству, которое убило мою семью. Ты уничтожил все, что было мне дорого. Это последнее место на Земле, где я когда-либо буду в безопасности.
Уголок его рта приподнимается в опасной ухмылке, заставляя все мои мышцы напрячься.
— Не имеет значения, что ты думаешь, маленькая Роза. Пока тебе не исполнится двадцать один и у тебя не будет времени... — Он поднимает руку, проводя пальцем по линии моего подбородка. — расцвести, я буду принимать все решения за тебя.
Мои губы приоткрываются, чтобы возразить, но они закрываются, когда он добавляет:
— Потрать время на то, чтобы окрепнуть и оплакать свою семью.
Мою семью.
Я качаю головой, затем отворачиваюсь от него и смотрю на холодильник.
Я не хочу ничего из этого. Это безумие.
Как я переживу три года с этим человеком?
Доживу ли я вообще до своего восемнадцатилетия?
И если доживу, какое будущее ждет меня впереди?
— Ешь, Розали, — бормочет он с чем-то похожим на сострадание, смягчающим его тон.
Мои глаза снова устремляются к его лицу, но он по-прежнему выглядит как смертоносный глава Братвы, который может оборвать мою жизнь за долю секунды.
Когда я не двигаюсь, Виктор протягивает руку мимо меня и подтаскивает тарелку ближе. Он накалывает кусочек еды на вилку, затем подносит его к моему рту.
Моя кожа горит огнем, и я снова смотрю на холодильник.