Я смотрю на Ракиза, который сидит на своём мишуа. Как только линия фронта дохоллов падёт, наши лучшие воины устремятся прямо в центр сражения.
Он поворачивает голову и долго смотрит на меня. Он возражал против этого. Кажется, это противоречит кодексу браксианцев, не позволяющему женщинам подвергаться опасности.
Но после пикировки с Невадой он, наконец, сдался. Ракиз что-то говорит окружавшим его воинам, и их мишуа отодвигаются от меня дальше. Они делают вид, что это простой прорыв в их обороне, когда группа дохоллов атакует.
Я не смогу сделать это ещё более очевидно.
Я так напугана, что дрожу, у меня пересохло во рту, когда шевелится последняя мишуа, и я заставляю себя широко раскрыть глаза, как будто задаюсь вопросом, какого черта случилось с моей защитой.
Кажется, что весь левый фланг дохоллов отрывается. Они практически падают друг на друга, чтобы вернуть меня на свой корабль. Интересно, есть ли у них какая-то система вознаграждения. Может быть, каждая из нас, человеческих женщин, стоит определенное количество очков.
Я мотаю головой из стороны в сторону, но, как и планировалось, Ракиз давно ушёл, а Терекс уже переместился ближе к линии фронта. Он ревёт, как будто в убийственной ярости, и не в силах вспомнить, что он должен защищать меня.
Дохоллы становятся ближе. К настоящему времени они точно увидят, в какую сторону я буду бежать.
Поэтому я разворачиваюсь и бегу в лес, как будто потеряла самообладание. Как будто я настолько напугана и глупа, что оставлю защиту браксианцев позади.
Дохоллы не хотят меня убивать. Так что, если этот план удастся, я уберу пятьдесят или более врагов с передовой, устранив их как угрозу для браксианцев.
И увеличивая наши шансы на выживание.
Я пробежала этот маршрут сто раз. Браксианцы помогли мне откопать всё, на что я могла наткнуться, прежде чем скрыть улики, чтобы не было очевидно, что я веду дохоллов по проторенной тропе.
Но я не ожидала, что они будут такими чертовски быстрыми.
Я не в той форме, как хотелось бы. В Хьюстоне я потратила часть своих драгоценных чаевых на абонемент в спортзал — не на тренировки, а на то, чтобы каждый день принимать душ. Я предпочитала бегать на улице, но когда становилось слишком жарко, я иногда ходила на беговую дорожку. Я ненавижу бегать, но мысли о том, что Бен гонится за мной, было достаточно, чтобы мотивировать меня каждое утро пробегать четыре мили.
Это далеко не четыре мили, но это нужно воспринимать как спринт. И не должно показаться, что я их куда-то веду. Я поворачиваю направо, хватаясь за длинную белую ветку дерева, которую я отметила ранее, и использую её в качестве рычага, поворачиваю за угол.
Мне нужно, чтобы они видели, куда я иду.
Впрочем, это не проблема, потому что они догоняют меня, с этими ужасными палками в руках. Они вцепляются в них, как копья, и я опускаю голову, быстрее двигая ногами.
Из-за деревьев справа от меня доносятся звуки грохота. Они разделились, и они пытаются подрезать меня.
Дерьмо.
«Всё в порядке, Чарли. Ты тренировалась. Следи за мячом».
Я запыхалась больше, чем обычно, в этот момент, я думаю, что откровенный ужас сжимает моё горло, мешая дышать. Но адреналин заставляет меня ставить одну ногу перед другой, заставляет мои руки качаться, пока я спускаюсь вниз на последнем отрезке.
Обе группы сближаются. Когда я упомянула об этой возможности браксианцам, устроившим эту ловушку, они просто склонили головы, уставились в лес и сказали, что позаботятся об этом.
Я очень надеюсь, что они позаботились об этом.
Верёвка находится за следующим поворотом, и я вижу её мысленным взором, свисающей передо мной. Я никогда не была хороша в гимнастике, но мне придётся карабкаться по этой верёвке, как обезьяне-пауку, и мне придётся сделать это до того, как преследующие меня инопланетяне увидят меня.
Если это не сработает, меня ждёт наказание хуже смерти.
Лицо Драгикса мелькает перед моими глазами, когда я сворачиваю за последний угол и бросаюсь к верёвке. Глаза Драгикса, которые подталкивают меня, когда я делаю три огромных шага и прыгаю за ней, мой прыжок заставляет её дико раскачиваться, когда я взбираюсь на неё.
Я тянусь к ветке дерева и забираюсь на неё, сразу же дёргая за собой веревку. Мое дыхание сбивается дикими рыданиями, и я захлопываю рот рукой, пригибаясь к своей ветке, когда слышу крики дохоллов.
Но кто-то другой зовёт меня, его голос безумно взволнованно звучит в моей голове.
«Чарли? Чарли!»