Я могу полагаться только на себя, здесь и сейчас.
— Я буду у входа, — успокаивающе говорит София. — Найди меня, если тебе что-нибудь понадобится.
Мой отец мертв, так что я пойду к алтарю одна. София вручает мне мой букет, белые лилии, перевязанные шелковой лентой, и я делаю глубокий вдох, ожидая, пока они войдут внутрь, а затем медленно начинаю подниматься по лестнице.
Музыка, которая начинает играть, когда открываются двери, незнакома. Но я рада этому, в некотором смысле, рада, что это так отличается от моей первой свадьбы. Я не могу полностью изгнать это из своих мыслей. И все же было бы намного сложнее идти к алтарю, когда отец Донахью снова ждал бы там, в знакомой церкви, под знакомые звуки свадебного марша. Такое ощущение, что я попала в другой мир, даже интерьер самой церкви с ее тяжелыми деревянными стенами и алтарем, задрапированным ярко-красным, выглядит совсем по-другому. Затем, когда я ступаю на проход, который ведет меня к моему жениху, я впервые отчетливо вижу его, ожидающего меня в конце прохода.
Он красивее, чем я думала. Это моя первая мысль, когда я замечаю его, высокого и широкоплечего, элегантно одетого в приталенный костюм, с аккуратно зачесанными назад темными волосами, открывающими лицо. Его лицо острое и суровое, опасно красивое. Хотя на висках у него есть немного седины, это только подчеркивает его почти царственную осанку. Кем бы ни были остальные члены Братвы, этот человек не невежда. Он четкий, собранный, лидер. Это человек, который вызывает уважение и страх, и я чувствую, как дрожь пробегает по моему позвоночнику, когда я делаю шаг за шагом к нему, моя кожа покалывает от нервов и…что-то еще?
Я не думала, что он будет таким привлекательным, он… почти убийственно красив, и когда он смотрит на меня, его ледяные голубые глаза впервые встречаются с моими, когда я дохожу до конца прохода, я благодарна за вуаль, закрывающую мое лицо и мои раскрасневшиеся щеки. Покалывание, которое пробегает по мне на этот раз, когда его глаза встречаются с моими, проникает прямо в мою суть и не имеет ничего общего со страхом.
Нет. Я не собираюсь думать о нем в таком ключе. Меня бесит, что я вообще испытываю к нему какое-либо влечение, и что при первом взгляде на него, моей первой мыслью было, что он красивый. Он высокий, сильный, и когда он берет мою руку в свою, дрожь снова пробегает по мне. Сегодня ночью мне придется переспать с этим мужчиной.
Я приготовилась стать холодной статуей невесты, лежать и позволять ему делать все, что он пожелает, пока брак не будет признан законным, а затем дать ему понять, как я отношусь к тому, чтобы и дальше согревать его постель после этого. Если бы он действительно не хотел причинять мне боль, тогда ему пришлось бы уступить, а если бы он попытался заставить меня, я могла бы пойти к Луке. Но когда его ладонь ложится на мою, и я чувствую первый намек на его грубые мозоли согревающие мою кожу, я впервые начинаю задаваться вопросом, почувствую ли я какое-то желание сегодня вечером.
Я не хочу. Я хочу оставаться замкнутой, холодной, недоступной для него. Я хочу мысленно находиться где-то в другом месте, когда все это произойдет. Но я чувствую тягу к нему, которая кажется почти греховной, учитывая все обстоятельства. Когда я думаю о том, кто он, что он сделал. Ни одна хорошая девушка, ни одна хорошая подружка не должна хотеть такого мужчину.
А я всегда считала себя хорошей девочкой.
Сама свадьба для меня как в тумане. Я смотрю на лицо Виктора сквозь вуаль, когда он произносит свои клятвы, его руки держат мои, и я повторяю свои, даже толком не слыша, что говорю. Для меня это не имеет значения, я ничего из этого не имею в виду. Это не похоже на свадьбу с Франко, где я, по крайней мере, хотела попробовать. Здесь я тоже могла бы попробовать. Но здесь я знаю, что послушание необязательно, этот человек взял меня, как свою плененную невесту. В этом нет чести.
Я помню, что он был женат раньше. Я не знаю, что случилось с его первой женой. Они были влюблены, я слышала, как шептались вокруг, ее потеря была трагедией для него. Я не помню, оставила ли она детей. Но, глядя на этого мужчину с суровым лицом, его сжатую челюсть, когда он слушает речь священника, его пальцы, обхватившие мои руки таким образом, который дает мне знать, что он сам выберет, когда отпустить, я чувствую, как трепет влечения сменяется страхом.
Что, если он был ответственен за то, что случилось с его первой женой?