София и я уже некоторое время прикрываем друг друга. И я не ожидаю, что это изменится в ближайшее время. Это облегчение — иметь одного человека, на которого, как я чувствую, я могу опереться. На самом деле, их двое, если считать Луку, но я не уверена, что пока могу. Я не разговаривала с ним со дня смерти Франко или с тех пор, как он вернулся из больницы. Я думаю, София предупредила бы меня, если бы Лука каким-либо образом обвинил меня или если бы он намеревался возложить на меня ответственность за преступления моего мужа. Тем не менее, я все еще не могу не бояться. Лука никогда не был таким жестоким, суровым или властным, как большинство мужчин из мафии, таких, как мой покойный отец. Но титул дона и связанная с ним ответственность меняют мужчин. Моя мать говорила мне об этом. И Лука тоже никогда не был особенно сердечным человеком. Он всегда был добр ко мне, но я пока не знаю, что для него важнее — мафия или мое счастье и безопасность.
Я надеюсь, что все же последнее.
Впервые после смерти моих родителей я просто хочу, чтобы меня оставили в покое, чтобы я погоревала. Я намерена уладить дела с Лукой сегодня, после похорон. Тогда, надеюсь, мне будет позволено удалиться в мое личное убежище, в монастырь для одного. У меня больше нет желания вступать в повторный брак или даже по-настоящему участвовать в этой жизни. Если бы я могла исчезнуть совсем, я думаю, я бы так и сделала.
Эта жизнь и так отняла у меня слишком много.
— Ты в порядке? — София смотрит на меня с сочувствием. — Я знаю, это сложный вопрос. Позволь мне застегнуть твою молнию за тебя. — Она подходит и встает позади меня, осторожно подтягивая молнию и разглаживая руками спинку моего платья, чтобы хрустящая ткань легла правильно. Я выгляжу болезненно худой, гораздо худее, чем когда-либо, хотя я всегда была стройной. Мои скулы выглядят так, как будто они давят на подбородок, линия подбородка острая, глаза усталые. Даже щедрая порция туши и консилера не смогла скрыть тот факт, что я не спала, по ощущениям, месяцами. Как только мужчина поднимает на тебя руку, рядом с ним уже трудно спокойно спать, но спать в другой спальне для меня никогда не было вариантом. Я также не говорила Франко "нет", когда он требовал моего внимания в постели. Он хотел, чтобы я произвела на свет наследника для него как можно быстрее, чтобы укрепить то, что подающий надежды сын в конечном итоге займет место, которое занимал мой отец, а теперь и Лука.
Я украдкой дотрагиваюсь до своего живота, в тысячный раз облегченно вздыхая от того, что я не забеременела за все время нашего короткого брака. София сияет от своей беременности, и за то короткое время, что я была немного счастлива с Франко, я представляла себя такой же сияющей и счастливой оттого, что у меня будет его ребенок. Сейчас я не могу себе этого представить. Не только от Франко, но и от кого-то другого. Я всегда любила детей, но жизнь жены и матери мафиози теперь кажется далекой на много световых лет, как будто другая женщина пыталась прожить ее.
Я завязала с мужчинами. Я никогда не ожидала любви, но мысль о браке, о том, чтобы быть трофеем на чьей-то руке, о сексе, вызывает у меня сейчас тошноту. Если все будет как мне бы хотелось, я больше никогда не выйду замуж.
— Тебе не нужно ничего делать, — мягко говорит мне София, кладя руку мне на локоть. — Все ожидают, что ты будешь горевать. Все, что тебе нужно сделать, это просто быть рядом. — Она тянется к моей руке, вытаскивает из нее скомканную вуаль и закалывает ее на моих волосах.
— Мне нужно что-то говорить? Хвалебную речь моему мужу? — Я нервно облизываю губы, глядя на свое отражение. Я надеюсь, что я несу тяжелый груз горя, потому что я несу, даже если не за Франко. Но я не знаю, как я смогу подняться за трибуну и посмотреть на собравшихся скорбящих, большинство из которых даже не знают о предательстве Франко, и произнести хвалебную речь, подобающую скорбящей вдове, человеку, которого я сейчас ненавижу.
Человеку, если я действительно загляну в самые глубокие, темные уголки своей души, чей смерти я искренне радуюсь.
— Я уже сказала Луке обратить на это внимание, — твердо говорит София, заправляя другой уголок вуали в мои волосы. Черный тюль прикрывает мои глаза до заостренного кончика носа, придавая мне подобающий элегантный вид и, самое главное, скрывая, как по-настоящему ужасно я выгляжу в эти дни. Я далека от тех дней, когда я была королевой бала выпускников, от того, чтобы быть самой красивой девушкой не только среди дочерей мафии, но, может быть, даже на большом Манхэттене. Я всегда осознавала, насколько я хорошенькая, возможно, даже немного тщеславна по этому поводу. Я уверена, что со временем это вернется, хотя меня больше не интересует, что я могу купить за эту валюту. И мне плевать, что сегодня, по крайней мере, я выгляжу намного старше своих двадцати двух лет, но все же я могу это скрыть.