Виктор немногословен, когда показывает мне дом. Это вряд ли можно назвать гостеприимством, и любопытные взгляды, которые я ловлю от персонала, когда мы проходим мимо, тоже не помогают. Но сам дом прекрасен. Снаружи здание было каменным, с арочным дверным проемом и плющом, вьющимся по серому и белому камню, а внутри оно выдержано в том же старомодном, почти деревенском стиле, но с определенной элегантностью. На потолках имеются выступающие стропила из темного дерева, и повсюду дорогие ковры, покрывающие блестящие паркетные полы.
— В доме есть многое, о чем тебе какое-то время не нужно будет беспокоиться, — коротко говорит он, показывая мне главную гостиную. — Я не часто устраиваю вечеринки или ужины, но я ожидаю, что теперь, когда у меня есть жена, чего-то из этого будут ожидать от меня и, следовательно, от тебя. Но со временем тебе удастся исследовать весь дом самостоятельно.
Мебель в главной гостиной, которая огромна и увешана произведениями искусства, которые все выглядят дорого, с массивным каменным камином в центре, выглядит более уютно, чем я могла себе представить. Все это элегантно и дорого, не совсем подходит для детей. Темно-зеленый бархатный диван выглядит так, как будто я бы с удовольствием свернулась калачиком. Он глубокий и завален подушками, и я абсолютно уверена, судя по этому и остальной мебели, что Виктор обставлял это место не сам. Что заставляет меня задуматься, украшала ли его покойная жена? Действительно ли я живу в ее доме? И если да, то что я при этом чувствую?
Мне должно быть все равно. На самом деле это место никогда не предназначалось для того, чтобы чувствовать себя моим домом. Я здесь, потому что, в конце концов, это был мой единственный реальный выбор. Не по любви не для того, чтобы создать дом. Но часть меня печалится при этой мысли. Если у меня не может быть любви, разве у меня не должно быть хотя бы места, где я чувствую себя хорошо? Где я чувствую себя в безопасности?
Я выбрасываю эти мысли из головы, пока Виктор показывает мне остальную часть дома. Он проводит меня на быструю прогулку по кухне, где знакомит с Хелен, домашним поваром. Она достаточно приятная, хотя и дает понять, что не хочет видеть меня часто на кухне, “копошащийся”, как она выразилась. Он указывает на свой кабинет, в который демонстративно просит меня не заходить, и где находятся комнаты Аники и Елены. Здесь больше гостевых спален, чем даже в моем старом доме, а библиотека, которую я вижу с того момента, как мы входим, станет для меня настоящим убежищем. Это мечта: книжные полки от пола до потолка, камин и шезлонги. У меня замирает сердце, когда я слышу, как Виктор говорит, что ему нравится проводить там вечера. Я надеюсь, держаться как можно дальше от Виктора, не проводить вечера с ним в одной комнате.
— Ты будешь спать со мной в моей комнате, — говорит Виктор, и прежде, чем я успеваю открыть рот, чтобы возразить, он поднимает руку. — Если мы будем спать отдельно, пойдут сплетни. Мне лично придется иметь дело с неодобрением Ольги по поводу этой заминки в нашем новом браке, и тебе тоже. И поскольку ты будешь проводить с ней дома значительно больше времени, чем я, я предупреждаю тебя сейчас, неодобрение Ольги — вещь не из приятных.
— Ты говоришь так, как будто она тебе нравится. — Я смеюсь, когда говорю это, потому что в том, как он говорит о ней, есть определенная нежность. Это удивляет меня, потому что я действительно не думала, что Виктор может испытывать такую нежность к кому-либо, не говоря уже о пожилой экономке.
— Она очень помогла мне с Еленой и Аникой с тех пор, как умерла их мать, — говорит Виктор. — Она очень усердно работала, чтобы моими девочками не пренебрегали, в дополнение ко всему остальному, что она должна делать, чтобы поддерживать этот дом в рабочем состоянии. Теперь, когда ты здесь, я ожидаю, что ее нагрузка значительно уменьшится. И это начинается с того, что мы не вызываем ненужных сплетен среди слуг. Ты меня понимаешь?
Я хочу сразиться с ним за это. Больше всего на свете я хочу собственную комнату, место, где можно спать одной, чтобы не засыпать рядом с Виктором каждую ночь. Больше всего на свете я хочу тишины и покоя, чтобы меня оставили в покое. Но инстинктивно я знаю, что это не та битва, в которой я должна сражаться. Если я это сделаю, я рискую проиграть битву, которую я уже выиграла, ту, которая для меня важнее всего. Действительно ли имеет значение, если мне придется спать в постели Виктора, если мне не придется заниматься с ним сексом на самом деле?
— Отлично, — выдавливаю я. — Все, чтобы поддерживает мир, верно?