Он оставался спокойным, держа свои глаза закрытыми. На его прекрасных золотистых волосах виднелись красновато - коричневые полосы - у него в волосах была чья-то запекшаяся кровь. Меня передернуло.
Они за все заплатили. Приятные, восхитительные слова, которые я никогда и ни от кого не слышала, кроме как от человека по имени Калеб.
В его теле что-то изменилось, напряглись мышцы, но он по-прежнему оставался совершенно спокойным. Выражение его лица было холодным, застывшим, но оно не было направлено на меня.
- Ты права. Я не знаю твоего настоящего имени. Но я также не знаю своего, и это никогда не мешало мне понимать, кто я такой и брать то, что я хочу.
Этих слов я ожидала от него меньше всего.
Я сидела потрясенная и растерянная. Он раскрывал мне что-то очень важное, но я не знала, что с этим делать, или могло ли это хоть как-то облегчить мою боль. Я понимала, что это было чем-то тайным, о чем знало всего несколько человек, и, судя по его виду, для него это имело огромное значение.
От осознания того, что Калеб в некоторой степени раскрывался передо мной, мое сердце ускорило ритм. Я поняла, что мне хотелось узнать, как он стал тем человеком, который сейчас сидел рядом со мной. Калебом.
Это имя не было настоящим. Он не зналсвоего реального имени.
Что произошло с тобой, Калеб? Кто сделал это с тобой? И почему ты теперь делаешь это со мной?
Я наблюдала за выражением его лица - твердые линии, которые еще не успели сложиться в свою обычную маску. Я это чувствовала. Именно сейчас, после моего изучения всех сценарий и кинофильмов, я осознала присутствие в людях чего-то элементарного, и почему меня так привлекал этот придуманный мир.
Каждое произведение стремилось описать человеческую природу в хорошем, плохом и даже уродливом великолепии. Сначала, это было продолжением моей собственной жизни, странным образом отражавшейся в 'художественном' мире. Каждая история хотела, нет, нуждаласьв раскрытии всей хрупкости человеческой натуры, мирской зависимости, привязывающей людей к своим поступкам и к тем, кто находился в их руках. Эти рассказы были чем-то правдивым и чем-то ужасным, но люди есть люди, и часть из них просто не раскрывали всей истории. Я видела эти части и в этом человеке – Калебе.
Был ли этот человек, незащищенным и уязвимым? Да и вообще, кем был этот человек, раз мог поступать так со мной, с кем угодно, и продолжать жить в согласии с собой? И каким человеком была я, раз пыталась разглядеть в нем тончайший лучик света, который он так старательно прятал? И почему я пыталась? Но еще важнее, почему он пытался?
Он ждал. Я ждала. Я хотела надавить на него, капнуть глубже, но знала, что это только оттолкнет его.
Он всегда первым бросал мне вызов. Он давал, только если получал, и если я хотела узнать о нем больше, то должна была раскрыться первой. Возможно, чем больше мы узнаем, друг о друге, чем станем ближе, тем вероятнее, что я смогу убедить его не причинять мне боль.
Подчиняйся, однажды сказал он. Он хотел, чтобы я подчинялась. Не только своим телом. Но и своим разумом. Я хотела бы попробовать. Я хотела бы попробовать ради него. Не ради садиста, сидевшего рядом со мной и приводящего меня в замешательство, не ради Калеба. Я хотела бы попробовать ради красивого незнакомца, прячущегося под этой оболочкой. Того, человека без имени, который повстречался мне на остановке в тот роковой день. Я была готова попробовать и понять его, собрать по кусочкам, а что из этого получится... оставить на волю судьбе. Я сделаю первый шаг, потому что он бы его не сделал. Или, возможно, не мог сделать.
- Часть меня, вообще-то, даже рада оставить свою старую жизнь в прошлом.
Я видела, как он удивился повороту в нашем разговоре, и мне было приятно стать причиной такой его реакции.
- Не могу сказать, что эта жизнь гораздо лучше, но, по крайней мере, ты хотел вернуть меня обратно... не думаю, что моя мать желала бы моего возвращения.
Облизав свои сухие губы, я заставила себя продолжить.
- Она считает, что все это я сделала сама. Что я убежала... и что я шлюха. Но она всегда так думала.
Комок, до сих пор стоявший в горле, спустился вниз, а не наверх. На удивление, все мои мышцы расслабились. И мне стало хорошо, от того, что я смогла высказать это вслух.
Раньше я делилась своим прошлым с Николь, но сейчас все было по-другому. Калеб был сильным. Его это не оттолкнет. Почему-то, я не сомневалась в том, что он выдержит весь груз моего признания, и не будет испытывать связанной с этим тяжести, или неловкого смущения, как это было с Николь.
- Она ненавидела себя, а я была ее неотъемлемой частью.
Калеб медленно открыл глаза и сдвинул брови, внимательно меня слушая.
Я продолжила, - Когда мне было тринадцать, она застала своего мужчину, целующим меня. Вернее, она застала нас целующимися. Он был младше нее, иммигрантом в поисках вида на жительство. А моя мать была в поиске мужчины, который не смог бы ее оставить.
- Его звали Пауло.
- У меня и в мыслях не было доставлять своей матери проблемы. Я просто хотела быть как другие девочки, носить такую же одежду, как они, делать то, что делали они. Но она была слишком строгой. Мне, вроде как..., - из моих глаз брызнули слезы, - нравилось, как он смотрел на меня. Знаешь, мальчики в школе не особо на меня засматривались. Я всегда носила эти уродливые длинные платья. Но Пауло... он смотрел на меня так, как будто я была самой прекрасной девушкой, из всех, что он когда-либо видел.
Миновав покрывало, пальцы Калеба медленно поползли к моим. И прежде чем он успел одернуть руку, я нерешительно раскрыла свою ладонь, положив ее лицевой стороной вверх. Не говоря ни слова, его пальцы переплелись с моими.
- Что произошло дальше? - Его голос был грубым, выдающим крайнюю степень эмоции, которую я еще не успела распознать.
- Моя мать спала, а я была в гостиной и смотрела телевизор. По кабельному каналу Синемакс шел фильм с Шеннон Твид.
Калеб не узнал имени самой скандально известной актрисы порнографического жанра всех времен и народов. Это почти заставило меня улыбнуться. В этом было что-то очаровательно невинное. Что-то невинное, скрывающееся под личностью Калеба.
Он сжал мою ладонь, побуждая меня продолжить.
Я чувствовала, что кто-то был на моей стороне, и это было весьма ироничным. Моя мать не верила мне, но я знала, знала,что Калеб поверит. Потому что я говорила правду.
- В фильме показывали... откровенную сцену. Я была одна и я... начала ласкать свою грудь. Я знала, что было неправильным смотреть такие вещи, но... все, что я делала, было неправильным.
Чувствуя возрастающее беспокойство и уже так долго преследующий меня стыд, грозящий разорвать то, что от меня осталось, я сильнее сжала ладонь Калеба.
- Пауло застал меня врасплох. Он был в своих плавках, и я видела, что у него был стояк. До этого я ничего подобного не видела. В кино никогда такого не показывали.
По моим щекам хлынул новый, ослепляющий меня, поток слез. Картинка перед глазами начала расплываться слезными красками моих воспоминаний.
- Я попыталась встать и пойти в свою комнату, но он меня остановил. Он был пьян. Когда он вжал меня в диван, в его дыхании я ощутила привкус пива. Он положил свою руку поверх моей майки. Я сказала ему, чтобы он остановился. Но... он ответил, что если я его не поцелую, он расскажет моей матери о том, чем я занималась.
Невольно из меня вырвалось рыдание.
- Все в порядке, Котенок, тебе не обязательно рассказывать мне о том, что было дальше.
Калеб сидел близко ко мне, обжигая своим теплом мой бок, но касался только моей руки.
- Нет! Я должна рассказать что случилось... почему она больше не любит меня.
Я крепко закрыла глаза, вызывая в себе как физическую, так и эмоциональную боль. Я хотела, чтобы он знал это обо мне. Я хотела, чтобы он сделал то, что делал всякий раз после своих истязаний. Я хотела, чтобы он заставил боль исчезнуть.