— Бог мой, — пробормотал Андрэ так тихо, что никто не услышал. Она была гораздо женственней, чем вчера. Несмотря на все свои многочисленные амурные приключения, француз с трудом мог припомнить, когда последний раз женщина приводила его в такое замешательство.
Ему уже не было обидно за Нэвила. Если она и была женой с вывертами, то, по крайней мере, не была заурядной и скучной. Андрэ простил ей ее вызывающее поведение и то, что она покинула брачное ложе на рассвете, как нечто, на что была способна только английская амазонка. Он не был поклонником английских красавиц, предпочитая им притворно застенчивых, уступчивых галльских леди, искушенных в том, как доставить удовольствие мужчине. Но если бы Нэвил не был Нэвилом, усмехнулся про себя Андрэ, я бы с ним за нее посоревновался.
— Я умираю от голода, — объявила леди Браунинг, подставляя Нэвилу щеку для поцелуя. Вздрогнув, он повиновался, превосходно маскируя свое удивление. «У меня это начинает хорошо получаться», — печально сказал он себе.
Если она решила изображать перед хозяином дома любящую молодую жену, он тоже хорошо сыграет свою роль. Ему очень не нравился спектакль, в который она его втягивала, но беда была в том, что холод ее щеки на губах и исходивший от нее аромат сирени волновали его. Черт возьми! Он не позволит ей играть им, отдавая и забирая себя, несмотря на то, что он не мог выбросить ее из головы и не мог заставить свое тело забыть ее.
По просьбе Колби лакей подал ей полную тарелку еды, которую она опустошила с такой скоростью, будто весь день работала в поле. Андрэ никогда не видел женщины, которая поглощала бы пищу с таким удовольствием, и не мог удержаться от того, чтобы не смотреть на нее.
— В конце концов, я — фермер, и этим горжусь, — улыбаясь, призналась Колби. — Моя прогулка была прекрасной, а ваш Париж чудесен.
— Я не смогу как следует показать тебе город сегодня. Быть может, завтра, — предложил Нэвил.
— Не беспокойся, — легко сказала она. — Если Андрэ позволит мне воспользоваться каретой и взять с собой этого славного лакея Джона, я с радостью посмотрю город сама.
«Что-то здесь не так, — думал Андрэ. Надо будет поговорить с Ритой».
— У меня много карет, дорогая, — сказал Андрэ. — Я уверен, что моя сестра будет просто в восторге от того, что сможет показать вам Париж. Уверяю вас, она его знает лучше, чем многие другие.
— И, конечно, можно зайти в ювелирные лавки, — вмешался Нэвил, пытаясь играть так не подходившую ему роль уступчивого мужа. У него не было выбора. Гордость не позволяла ему показать свое огорчение, и он был слишком хорошо воспитан, чтобы при людях наброситься на жену, как она того заслуживала.
— Драгоценности надоели мне, — с подчеркнутой медлительностью произнесла Колби.
Она последовательно играла роль ужасного ребенка, наслаждаясь раздражением своего мужа и не желая задумываться о последствиях. Все, чего ей хотелось, это уязвить Нэвила за что-то смутное, чему она не могла дать название. Как бы ей ни хотелось отрицать это, она знала, что есть нечто, имеющее прямое отношение к тому времени, которое они провели вместе в постели накануне ночью. Она поежилась. Над некоторыми вещами лучше не задумываться всерьез.
— Я бы с большим удовольствием посмотрела на новейшие сельскохозяйственные инструменты и привезла бы с собой немного семенной пшеницы, — продолжала Колби. Суровое выражение лица Нэвила забавляло ее. Черт возьми. Ему придется научиться ходить вокруг нее на цыпочках.
— Как оригинально, моя дорогая, — учтиво ответил Андрэ. — Я позабочусь о том, чтобы все мужчины Парижа узнали про вас, вы будете законодателем новой моды.
— Моя жена, — сказал Нэвил, поспешно уводя Колби из столовой, — любит вводить в заблуждение. В первую очередь мне нужно будет объяснить ей, что не всякую мудрую мысль, которая пришла ей в голову, следует обнародовать.
Андрэ вышел вслед за ними, и мужчины договорились встретиться позже. Барро проследил за тем, как его гости поднимались вверх по лестнице в свои комнаты, жалея их обоих.
В конечном счете он был рад, что ему не нужно было иметь дело с такой женой.
Открывая дверь апартаментов и пропуская Колби вперед, Нэвил был вне себя от ярости.
— Если бы не задание, которое я должен выполнить здесь для Тарна Мэйтлэнда, я бы приказал за руки и за ноги оттащить тебя на ближайший корабль и отправить обратно в Англию. — Браунинг остановился, чтобы перевести дыхание. — Видит Бог, мне нужно, чтобы меня воспринимали как блаженного идиота в разгар медового месяца, и, пока я не выполню задания, мы не покинем Париж.