Когда Мелани подняла взгляд, Шон стоял около нее. На нем была футболка с портретом Фрейда и надписью «Dr. Who?». Его волосы были приглажены, и на коже под левом ухом и вокруг него виднелось раздражение, с которым Шон постоянно боролся. Но это все было обычным, так он выглядел всегда. Необычными были его глаза – гордые, сияющие, блестящие, словно фейерверк – и его руки, точнее, то, что в них находилось. Это был завернутый в грубую ткань, испачканную чем-то вроде оливкового масла, предмет, знакомый ей по фильмам, телевидению и витринам ломбардов – пистолет.
– Что это? – спросила Мелани, отодвигаясь от него. – Что ты мне показываешь?
– Ну же, Мелани, дай мне шанс.
– Это что – пистолет?
– Мы живем на первом этаже, и мы запрем сегодня окна, даже если будет жарко, в чем я сомневаюсь, так как все уже заволокло туманом, и мы будем держать это у постели, на ночном столике, вот и все.
Она подняла ноги на диван и прижала их к себе как можно сильнее, чтобы быть подальше от него.
– Я не верю тебе, – произнесла она и не могла не услышать в своем голосе легкий оттенок недовольства. – Ты знаешь, что сказал бы мой отец, если бы видел тебя сейчас? Где ты его взял? Почему ты ничего не сказал мне? – она предъявляла претензии и ничего не могла с этим поделать – ее голос срывался на последнем слоге.
Он снова взял пистолет, достал его из свертка и поднял высоко вверх, пока не царапнул им по потолку. Мускулы на его предплечье напряглись, грязная тряпка упала на пол.
– Черт подери, – произнес он, – черт тебя подери! Скажи мне, ты предпочла бы быть убийцей или убитой?
Она спала, и ей снился младенец, плавающий в амииотической жидкости, с неперерезанной пуповиной и плотно закрытыми глазами – большой младенец, огромный сияющий малыш, свободно плавающий, словно межзвездный младенец из будущего. Вдруг резкий неожиданный шум разбудил ее. Сердце учащенно бьется, дыхание ускорено. Мгновение ушло на то, чтобы понять, что происходит. Это был крик, женский крик, прерывистый и неистовый. В комнате было темно. Шон спал рядом с ней. Крик – одна повышенная нота, в конце переходящая почти в рыдания, – казалось, шел сверху, оттуда, где Джессика-как-то-там жила одна со своими цветами в горшках и двумя жирными избалованными котами с плоскими мордами, которым никогда не разрешалось выходить из дома из-за страха перед многочисленными опасностями мира. Мелани села и затаила дыхание.
Ничего. Будильник на ночном столике высветил 1.59, затем 2.00.
До этого, после десерта, состоявшего из тапиокового пудинга с консервированными дольками мандарина, она и Шон смотрели по общественному каналу костюмированную драму, обогатившую ее новым представлением о понятии «посредственный» («посредственный», как она заметила Шону, вовсе не было простым определением – ты должен поработать над этим). Затем Она скользнула в постель со своей книгой. В это время канал перешел на рекламу, Шон, словно парализованный, остался сидеть на диване.
Не успела она прочитать и двух абзацев, как он на цыпочках вошел в комнату, обнаженный, во всей своей сексуальной красе. Она оставила свет включенным, чтобы было удобнее любоваться им. Книга упала на пол, но в тот момент это не имело никакого значения. Она по-новому ощущала себя, чувствовала себя обновленной. Его тело было таким знакомым, но все сейчас было по-другому – она никогда не была так возбуждена, снова и снова она приподнимала свое тело, чтобы удержать его глубоко в себе, в том месте, где находился ребенок. После, сразу же после, как будто приняв снотворное, он уснул. Его голова осталась лежать у нее на груди, и ей пришлось неуклюже тянуться к выключателю, чтобы погасить свет. Они ни о чем не поговорили.
Но сейчас – сейчас все превратилось в хаос, все вокруг перевернулось. Звук глухого удара наверху, резкий звук мужского голоса, еще один крик, затем еще один, бледные и неотчетливые очертания стен, темная тень – это, механически пошатываясь, вставал Шон.