– Бетти, я не собираюсь сейчас это обсуждать, – устало заявил Адам. – Я только хотел бы быть уверенным, что больше ей не придется подчиняться давлению обстоятельств.
– Адам, ну что за чушь ты несешь? Конечно, ты вернешься!
– Бетти, так вы позволите мне надеяться на вас или нет? – В глазах у Адама читалась мольба.
И Бетти просто, но искренне отвечала, почувствовав, в каком напряжении находится Адам:
– Даю тебе слово.
Адам кивнул и запоздало улыбнулся, чувствуя, как с души свалился огромный камень.
Июнь подошел к концу, и на смену ему явился июль с обычной духотой и влажной жарой. Форт Эдуард заметно оживился, в нем поднялась суматоха, несмотря на такую изнуряющую погоду. Плацдарм для атаки у озера Георг был почти готов. Около пяти тысяч королевских стрелков уже находились в лагере на месте форта Уильям Генри, и их число пополнялось постоянно прибывавшими отрядами ополченцев. Адам завершил составление карт и, будучи человеком чести, больше не мог откладывать свой отъезд из форта Эдуард. Он уже договорился с командиром очередного отряда, который на следующее утро должен был отправиться в военный лагерь, однако не спешил сообщить об этом Аманде.
На минуту оторвавшись от бумаг, Адам смотрел, как жена купает веселого, смешливого малыша. Джонатан, возбужденно сверкая черными глазенками, бил пухлыми ладошками по воде, поднимая целые фонтаны брызг. Аманда журила сына за эту милую забаву, но веселилась не меньше, чем он. Как ни счастлив был Адам, наблюдая за ними, он решил, что должен вмешаться, пока в лохани осталось хоть немного волы.
– Джонатан, ты же совсем вымочил маму!
Темные глазенки, еще минуту назад излучавшие полный восторг, моментально наполнились слезами из-за упрека, полученного от его идола, пухлый ротик задрожал и скривился, и комнату заполнил отчаянный рев. Адам не выдержал, улыбнулся и добавил более мягко;
– Ну вот, теперь ты молодец. Посиди тихо и дай маме тебя одеть. Тогда мы вес пойдем на прогулку.
Сказано – сделано. Скоро все семейство не спеша направилось к воротам, чтобы насладиться лесной прохладой. Светловолосый зеленоглазый молодой великан шагал по тропинке, легко удерживая на руках своего смуглого сыночка, чьи живые черные глазенки с любопытством осматривали все вокруг, а пухлая ручка цвета красной меди цепко держалась за отцовский воротник. Рядом с ними шла миниатюрная, хрупкая мать ребенка, все еще больше похожая на девочку, чем на женщину. Ее роскошные серебристые локоны были наспех собраны в узел на затылке, а милое лицо обращено на мужа и сына, и во взгляде огромных синих глаз читались тревога и страх. Однако она с явной гордостью взяла под руку своего красавца мужа и была вознаграждена теплой улыбкой.
За воротами Джонатана, уже начинавшего ходить, опустили на землю, и дальше он неловко заковылял сам, цепляясь за руки родителей. Медленно, шаг за шагом, троица добралась до той самой мшистой лужайки, где недавно творилась любовь, и расположилась на отдых. Адам внимательно следил за Джонатаном, который тут же встал на четвереньки и отправился исследовать новое место. Адам не решался взглянуть на жену.
– Я закончил работать над картами, Аманда. И с первым же отрядом ополченцев отправлюсь в лагерь генерала Амхерста.
Она охнула, Адам испуганно поднял глаза и увидел, как смертельно побледнело ее лицо, моментально лишившись выражения радости и счастья.
– Когда ты уедешь? – с тревогой спросила Аманда.
– Завтра на рассвете.
Она побледнела еще сильнее, от испуга став похожей на призрак. Адам придвинулся поближе и ободряюще чмокнул бледную щеку.
– Ты зря трясешься, Аманда. О тебе есть кому позаботиться. Бетти дала мне слово, что ты можешь считать их с капитаном дом своим домом так долго, как пожелаешь. Штурм начнется через две-три недели, и вскоре после этого я смогу вернуться. В любом случае тебе нечего бояться – что бы со мной ни случилось, ты не останешься без крыши над головой.
Давно сдерживаемые слезы наполнили обращенные к нему бездонные синие глаза, но оказалось, что эти слезы вызваны не страхом, а гневом. Аманда запальчиво воскликнула:
– Адам, неужели ты правда вообразил, что я тревожусь только о себе?! Неужели я кажусь тебе таким ничтожеством, что даже не могу бояться за тебя, когда знаю, что ты идешь на войну?!
Она так разволновалась, что не смогла усидеть на месте, вскочила и метнулась к Джонатану, чтобы быть подальше от Адама. Но Адам вовремя угадал ее намерение и, ловко схватив за колени, заставил опуститься на землю и прижал к своей груди. Аманда продолжала вырываться, и тогда сильная рука ласково легла на подбородок и подняла сердитое лицо.
– Нет, милая, я никогда не думал о тебе плохо, но я очень беспокоюсь за тебя. Ваша с Джонатаном безопасность мне дороже всего на свете, и, чтобы немного успокоиться, я предусмотрел и тот случай, если не вернусь. Пожалуйста, перестань сердиться!
Но Аманда все еще не хотела смотреть ему в глаза, и Адам прошептал, щекоча губами ее щеку:
– Аманда, не надо омрачать ссорой наш последний день! Я бы хотел сохранить его в памяти, чтобы он утешал меня в разлуке. Прошу тебя, милая!
Дрогнули пушистые ресницы, все еще блестевшие от сердитых слез, и на Адама глянули такие прекрасные огромные глаза, что у него от восторга захватило дух. Не успел он опомниться, как Аманда обняла его за шею, привлекла к себе и поцеловала так жарко, что Адам забыл обо всем на свете. Он обнял жену и замер от счастья, пока не почувствовал, что кто-то теребит его руку, а маленькая ладошка хлопает по щеке. Перед глазами возникла сердитая рожица Джонатана, который не успокоился, пока не протиснулся между родителями.
При виде своего сосредоточенно пыхтящего, упрямого сына Адам не выдержал и расхохотался. Сильная рука подхватила ребенка и подтащила поближе, заключая в общий круг заботы и любви.
Была уже поздняя ночь, когда были сказаны все слова и сделано все, что необходимо было сделать, Аманда с охотой отвечала поцелуем на поцелуй и лаской на ласку – она не просто принимала любовь Адама, но и дарила ему ответную страсть. Однако даже тогда с ее уст не слетели заветные слова. И хотя сердце Адама тоскливо сжималось от страха, что он так никогда их и не услышит, искренний горячий отклик, встречавший его ласки, наполнял душу благоговением и восторгом от их удивительной близости. До самого утра он держал в объятиях своего белокурого ангела, и одна мысль стучала в мозгу: «Я вернусь! Я должен! Я обязан вернуться к ней!»
Глава 8
Как только Адам окунулся в насыщенную событиями жизнь военного лагеря, готовившегося к новому походу, душные, томительные июльские дни незаметно полетели один за другим. Составленные им карты были досконально изучены генералом Амхерстом и розданы копировальщикам, чтобы у каждого офицера был свой экземпляр. Адам с радостью взялся за тренировку новобранцев, совершенно незнакомых с местностью и правилами выживания в здешних лесах. Этот неблагодарный, утомительный труд помогал не думать о том, что его мучило. Тем отчаяннее страдал он от одиночества тихими темными ночами, думая об Аманде, о ее молодом, манившем к себе теле. И как только эта юная особа умудрилась целиком завладеть его сердцем? Несмотря на все удары жестокой судьбы, она оставалась верной себе: прекрасной, нежной и любящей. И наконец-то Адам сделал ее своей, и ее сын стал его сыном, и за их жизнь в ответе теперь он!
Разговор, случайно услышанный возле костра на вторую ночь после прибытия в лагерь, совершенно лишил Адама покоя. Кто-то сказал, что недавно видел Роберта Хандли и что хотя этот малый давно твердит о своем намерении податься на запад, до сих пор он не торопится собирать пожитки и отправляться в путь. Не заметив, что Адам притаился за кругом света от костра и ловит каждое слово, солдаты многозначительно заухмылялись и дружно захохотали в ответ на чье-то хриплое замечание:
– Да он просто не может выкинуть из башки свою блондиночку – вот и ошивается вокруг да около! Видать, спит и видит, как в один прекрасный день ей вдруг придет в голову снова кинуться к нему на грудь!
Стоило представить Роберта, сжимающего в руках Аманду, – и Адаму делалось тошно, в горле возникал комок. Ревность терзала его, не давая спать.