Он содрогнулся при мысли об ошибке. Ведь он сделал ей предложение на виду у всех в переполненной зале гостиницы «Георг». Только что одержанная победа в гонках возбудила его. Он чувствовал бесконечное могущество. Под влиянием этого чувства и сознания, что он одолел Брэндрейта, Шелфорд и сделал Эвелине предложение. Разгоряченный победой, он думал в этот момент, что может все. Заметив взгляд, брошенный Эвелиной в тот момент на маркиза, полный еще никогда не виданного им желания и тоски, Шелфорд ощутил легкий укол совести. Ему вдруг пришло на ум: «Да она любит его!» Но он тут же заставил себя отбросить эту мысль как абсолютно нелепую. Дух соперничества побудил его протянуть Эвелине руку и просить ее стать его женой.
Даже теперь он был не уверен, насколько она поняла его тогда. И кто это как раз в ту самую минуту засмеялся… низким ироничным смехом? Его вдруг охватило какое-то странное чувство нереальности всего происходящего. Неужели правда, что он помолвлен с Эвелиной? А она, как он был склонен подозревать, влюблена в Брэндрейта? О чем он думал, когда он делал ей предложение? В этом-то все и дело: когда он делал ей предложение, он вовсе ни о чем не думал!
– Грегори, – раздался в этот момент приглушенный женский голос.
– Кто это? – Он вглядывался в заросли кустарника, но никого там не видел. Сад был освещен фонарями, но в их тусклых лучах он не различал, кто бы это мог быть. В центре сада возвышалась мраморная статуя Артемиды-охотницы, держащей лук, с колчаном стрел за спиной и собакой у ног.
Из– за статуи появилась женская фигура. Белизна открытых рук и плеч, светлое платье почти сливались с чуть пожелтевшим камнем статуи.
– Это я, Аннабелла.
– Аннабелла? – спросил он с раздражением. Уж не начнет ли она сейчас по обычаю кокетничать с ним? О, ему вполне достаточно неприличной навязчивости леди Фелмершэм. Он был слишком встревожен и взволнован, чтобы выносить ее детские попытки с ним заигрывать. – Что вы делаете в саду в такой прохладный вечер? Вы можете заработать воспаление легких. Где ваша шаль?
– Шелфорд, прошу вас, не сердитесь. Я здесь дожидалась вас. Мне необходимо поговорить с вами. Я обещаю, я буду хорошо себя вести, только спуститесь в сад, прошу вас.
Первым побуждением Шелфорда было посоветовать ей вести себя серьезнее. Право, она уже давно не девочка-шалунья. Но что-то такое в ее голосе и в том, как она пообещала хорошо вести себя, понравилось ему. Ему всегда казалось, что, при всей ее избалованности, Аннабелла обладала задатками большой умницы, которая, выйдя замуж за подходящего человека, станет образцовой женой и матерью. У нее было достаточно силы духа, чтобы возглавить дом и семью хоть из десяти детей. Будь у него возможность поступить в полк, ему бы не найти лучшей спутницы жизни. Точно так же, как Эвелина, по его убеждению, могла бы стать достойной женой служителя церкви.
Быть может, без всякой причины, быть может, по всем этим причинам, а быть может, просто потому, что ему не хотелось снова видеть слезы Эвелины, Шелфорд недолго колебался. Не думая о том, что мокрая трава испортит его шелковые бальные башмаки, он спустился по ступеням террасы и подошел к статуе.
Когда он хорошо разглядел Аннабеллу, стоящую на фоне статуи Артемиды, Шелфорду показалось, что она выглядит как сама эта богиня. Ее прекрасные белокурые локоны, перевязанные поблескивающими в лунном свете лентами, каскадами падали ей на плечи и на спину, струясь по светлому шелку платья, как пена по гребню волны. Ее талию обхватывал на греческий манер какой-то необычный пояс. Викарий никогда его раньше на ней не видел. Глаза его скользили к мягким линиям юбок, ниспадавших по округлостям бедер красивыми складками.
Он был уверен, что она что-то говорила ему, но не мог разобрать слова. Сознание его затуманилось, из каждых трех слов он улавливал только одно, общий смысл ускользал от него. Задерживались только обрывки фраз: «…любила… давно… простите меня… ребячество… глупо… надеюсь». Его собственные мысли были так же бессвязны: «прекрасна… армия… надежда… любовь… тайная… открылась».
Постепенно лицо Аннабеллы проступило сквозь туман в его сознании. Он увидел ее такой, какой никогда раньше не позволял себе ее видеть, – прекрасной женщиной, которую он любил всегда, но не смел даже себе в этом признаться.
– Аннабелла, – воскликнул он и, не спросив ее разрешения, обнял ее и крепко поцеловал. Когда маленькая фигурка утонула в его объятиях, отвечая ему поцелуем на поцелуй, перед Шелфордом необыкновенно отчетливо предстало его будущее. Новая жизнь совсем иная – она уведет его из домика священника, а Аннабеллу от лондонских соблазнов. Это будущее было для него такой же реальностью, как поцелуй, которым они обменялись.
Когда он отпустил ее и начал говорить о своей любви, она остановила его, словно прочитав его мысли:
– Ты перейдешь в армию, да, Грегори? Я всегда мечтала быть полковой дамой, хотя никому никогда об этом не говорила.
– Есть ли что-нибудь на свете, чего мы не сумеем достичь вместе, моя маленькая плутовка? – Такого нет и быть не может, любимый. Когда Шелфорд вновь привлек ее к себе, он опять, уже во второй раз за этот день, услышал негромкий, но звучный мужской смех. Этот звук как будто донесло до него дуновение ветра, а с новым легким порывом он улетел прочь, погасив и память о себе.
31.
Видя с высоты Аннабеллу в объятиях мистера Шелфорда, Психея чуть не плакала от радости. Как прекрасно и просто разрешатся многие затруднительные обстоятельства этим союзом! Теперь Эвелина свободна от обязательства выходить замуж за викария, а он наконец сможет посвятить себя карьере, для которой был рожден. Пользуясь богатствами Аннабеллы, они смогут жить где захотят. Психея была уверена, что скоро в штабе у Веллингтона появится еще один отличный офицер, а Аннабелла увидит мир, чего ей всегда хотелось.
Но будет ли она счастлива с Шелфордом? Как глупо, что она не подумала об этом раньше! Такой ли он человек, чтобы осчастливить веселую, жизнерадостную молодую женщину? Но Психея была так поглощена устройством судьбы Эвелины и своими собственными проблемами, что об Аннабелле она как-то не задумывалась.
Наблюдая теперь на расстоянии за парочкой, все еще не отрывавшей друг от друга глаз, Психея почувствовала, как сердце у нее тает. Воистину прекрасен расцвет любви! Как давно это было, когда она ощутила впервые любовь Эрота, его прикосновение, ласки, первый поцелуй. Все это было еще до того, как она узнала, кто он такой на самом деле. Ей говорили, что он – обернувшееся красавцем чудовище. Казалось, тысячи лет прошли с тех пор, когда она увидела его во всей красе. Помнится, она тогда облила его маслом из лампы, настолько была потрясена его видом! Ну и дурочка же она была тогда! И как это было чудесно, когда они поженились, – их любовь, казалось, будет длиться бесконечно – казалось до самого последнего времени. И как страстно она желала быть любимой им снова!
Воспоминания об их недавней ссоре, когда она узнала, за что он сердит на нее, вызвали у нее прилив гнева. Как он мог так о ней думать? Но, с другой стороны, это правда, она поцеловала Энтерота. Может быть, она в какой-то степени и виновата. Почему бы ему и не думать о ней плохо, даже если между ней и его братом дело никогда не заходило дальше поцелуя?
Ей стало не по себе при мысли, что она не такая уж жертва, какой привыкла себя считать. В конце концов, особенно после второго поцелуя, она уж не так решительно сопротивлялась.
– О чем ты думаешь. Психея? – прошептал ей на ухо мужской голос. – Обо мне, я надеюсь?
На секунду ей показалось, что это Эрот вернулся к ней, что его дыхание согревает ей шею. Но, быстро повернувшись, она увидела серебряные волосы и черные одежды, которые обычно носил Энтерот для еще большего контраста с братом.