Много необычного и занятного было в организации первых конкурсов. Один американский журнал (штат Коннектикут) предложил составителям прислать свои… фотографии, которые затем вручались победителю.
Один из участников крупнейшего Парижского конкурса 1878 года получил приз за самую многовариантную задачу. По предварительным условиям такое отличие не было предусмотрено. Его учредили впоследствии по предложению будущего лауреата и на пожертвованные им для этой цели пять долларов.
Награды в конкурсах составления по сравнению с призами в турнирах по практической игре очень скромны. В 1930 году польский мастер шахматной композиции Мариан Врубель завоевал первый приз на одном австралийском конкурсе. Победитель был очень рад успеху и ждал награду.
Наконец, приз в виде чека Австралийского Банка ценностью в один фунт Врубель получил и пошел в местный банк, чтобы его реализовать Кассир взял ценную бумагу и с большим любопытством стал рассматривать.
– О, здесь есть виза английского банка, – сказал он что-то показывая на обратной стороне:
– Это, наверно, хорошо? – поинтересовался Врубель.
Кассир кивнул головой и улыбаясь, спросил:
– Вы желаете поменять чек на деньги?
– Конечно, – ответил Врубель.
– Тогда возьмите эту монетку. Однако на вашем месте я бы оставил такой с виду солидный чек на память.
По зубам ли «орешки»?
Составители шахматных задач рады, если их композиция привлечет внимание известного шахматиста. Однако гроссмейстеры и мастера редко берутся за решение.
– Почему вы не любите решать шахматные задачи? – спросили однажды Савелия Тартаковера.
Гроссмейстер рассказал историю о том, как он согласился посмотреть и оценить новую трехходовку одного составителя.
Как только задача была расставлена на карманных шахматах, проблемиста кто-то позвал, Тартаковер остался один на один с трехходовкой. Многофигурная позиция оказалась трудной. Прошел час, а мата в 3 хода не находилось. Амбиции и спортивный азарт не позволяли гроссмейстеру позвать автора, который вел оживленный разговор с любителями в другом конце шахматного клуба. Прошел еще час бесплодных поисков решения. Лишь в конце третьего часа к Тартаковеру подошел композитор и спросил:
– Что вы скажете о трехходовке?
Гроссмейстер вернул автору карманные шахматы и признался:
– Не осилил я задачу.
– Прошу прощения, но на поле «b4» должен стоять белый слон, – не скрывая смущения ответил автор.
С тех пор никому не удалось соблазнить Тартаковера ни одной шахматной задачей.
Крайне редко сильные шахматисты-практики берутся за составление задач. Поэтому собравшиеся в Варшавском клубе шахматисты были немало удивлены, когда чемпион польской столицы 1927 и 1929 годов мастер Леон Кремер известил всех, что составил двухходовку. Любители попросили показать задачу. Автор охотно согласился и расставил на вид довольно простую позицию.
Задачные матадоры думали долго, но не в силах найти мат в два хода, спросили автора о решении.
– О, это совсем просто, – ответил Кремер. – Иду ферзем под бой, и если его возьмут, то пешка превращается в коня – и мат.
– А если ферзя не возьмут? – спросил один из решателей.
– Как это, – удивился Кремер. – Ферзя не возьмут?
– Не возьмут. Не обязаны же бить!
Обескураженный неожиданным поворотом дела, Кремер вынужден был признать, что в таком случае задание не решается…
Иногда составители предлагают решить свою задачу на спор. Известный латвийский мастер и шахматный композитор Герман Матисон, по свидетельству очевидцев, решил задачу, предложенную ему Гизе, еще до того, как автор успел расставить на доске все нужные ему фигуры.
Выдающийся американский проблемист Сэмюэль Лойд был некоторое время в 1855 году президентом Нью-Йоркского шахматного клуба, который часто посещал Вильгельм Стейниц. Однажды между ними состоялся необычный поединок. Без предварительной подготовки Лойд брался составить задачу, которую Стейниц должен был тут же решить. Выигрывал тот, кто затрачивал меньше времени. Ровно десять минут понадобилось Лойду, чтобы составить трехходовку.