Он яростно дернул крышку сундучка.
Она оказалась запертой.
Роберт пнул ее.
И ссадил волдырь на пальце.
— Черт, черт, черт, — бормотал он, прыгая на одной ноге к умывальнику.
Пустая ванна была прислонена к стене. Ведро стояло рядом. А губка‑Губка исчезла.
Он отчетливо помнил, что собственными руками ввел губку в лоно Абигейл.
Либо она все еще там, либо… либо Абигейл взяла ее с собой.
И вместе с этим неожиданным заключением к нему вернулась способность мыслить здраво.
Он оставил ее на рассвете, чтобы отыскать подлую лошадь, сбросившую его два дня назад. Абигейл, такая мягкая и теплая, свернулась калачиком и что‑то пробормотала.
Он вышел в надежде поймать лошадь к тому времени, когда Абигейл проснется. А вместо этого потратил полдня.
Их договор гласил: все возможно, пока длится буря.
Будь он на месте Абигейл, что бы вообразил, проснувшись один, в холодной постели и увидев протянувшиеся по полу солнечные лучи?
Дьявол! Почему он не спросил ее фамилию? Или, что еще важнее, где она живет?
Но старики должны знать все.
Еще три часа ушло на то, чтобы разыскать чету Томас. Но супруги хранили стоическое молчание.
— Она не оставила адреса! — выпалила миссис Томас. Выцветшие глаза смотрели на него со злобной неприязнью. Роберт изо всех сил пытался хранить терпение.
— В таком случае назовите ее фамилию. Это вы должны знать!
— Должно быть, носит вашу, если вы и есть ее муженек! — ехидно вставил мистер Томас.
Оставалось последнее средство — силой выбить из стариков нужные сведения. Или… или справиться на станции.
Но касса оказалась закрытой.
Роберт вернулся в коттедж у моря.
В буфете нашлись свечи. Но масло исчезло: вероятно, бережливая миссис Томас забрала все съестное, чтобы не испортилось. Роберт зажег свечу, долго изучал разоренную постель и сундук, прежде чем достать из седельной сумки пистолет и выстрелить в замок.
Губка лежала поверх двенадцатого выпуска «Перл».
Невыносимая боль снова стиснула сердце.
Роберт поднял губку. Она все еще пахла бренди и женской страстью.
— Каково это — ощущать внутри губку?
— Кажется… она на месте.
— Я сам ее выну. После того, как ты отмокнешь в горячей воде и боль уйдет.
Бездонные карие глаза с янтарными искрами глянули из темноты.
— А что потом, полковник Коули?
— Потом я снова вложу ее в тебя.
Волна усталости омыла его.
И немедленно откатилась, уступив место приливу ярости.
Оставив здесь сундук и губку, Абигейл тем самым объявила о своем решении.
Ему нужно дать ей уйти. Пусть познает холодную унылую реальность.
Но он не допустит этого!
Абигейл не удастся так легко ускользнуть от него. Он солдат и при этом чертовски хорош в своем деле. Ему не впервой искать и находить добычу, куда более изворотливую, чем благородная дама нежного воспитания.
Он отыщет ее. Если не завтра, то послезавтра. Или через два дня.
А когда беглянка обнаружится… он заставит ее испытать на деле все эротические фантазии, о которых она грезила. Но предварительно познакомится с ее коллекцией.
Утреннее солнце Роберт встретил вполне образованным человеком. Повинуясь какому‑то непонятному порыву, он сложил в седельную сумку все двенадцать выпусков «Перл».
Он остановил лошадь у жилища Томасов. Старик кормил свинью с дюжиной визжащих поросят.
— Мисс Абигейл оставила в коттедже сундук. Сохраните его. Позже я договорюсь, чтобы сундук ей переслали. И дам вам соверен, если согласитесь отвезти меня на станцию и накормите мою лошадь.
Томас вылил в кормушку ведро помоев.
— Мисс Абигейл велела нам выбросить сундук, так что ни к чему его хранить. Но если вздумаете купить его, тогда дело другое.
Роберт, мрачно хмурясь, выудил другой соверен.
— Миссис Томас, случайно, не запомнила, куда уехала мисс Абигейл?
Маленькие глазки жадно впились в монету.
— Мы не следим за жильцами, мистер. Они приходят и уходят, вот и все.
Старик упорно стоял на своем всю дорогу до станции. Но кассир оказался куда сговорчивее. Он вспомнил, что продал даме билет до Лондона. Правда, выглядела она очень грустной, а глаза покраснели, наверное, от слез.
— Вы ее муж? — полюбопытствовал он. Роберт стиснул зубы при мысли о страданиях Абигейл. Она дала ему все и оставила с опустошенной душой. Слезы казались дешевой ценой за ту боль, которую она ему причинила. Он молча протянул деньги.