Ее брови приподнялись, и она посмотрела на причал, как будто замечая его в первый раз.
— Мы собираемся плыть? — Она с сомнением посмотрела на деревянную лодку. — На этом?
Он усмехнулся.
— Я всегда могу переплыть с тобой на моей спине.
После этих слов она поспешила к ближайшей лодке, забираясь в нее нетвердыми ногами. Зейн забрался позади нее, от чего лодка покачнулась и под тяжестью его веса погрузилась в воду глубже. Он сел напротив, внезапно почувствовав неуверенность, хотя знал, что другого разумного способа пересечь воду не было.
Лицо Джиннифер побледнело, и она села, крепко сцепив пальцы. Она выглядела так, как будто один сильный порыв ветра может унести ее обратно на причал. Это показалось ему странным, потому что две ночи назад он видел, как она с меньшим страхом встретилась с группой вооруженных людей.
Как будто читая его мысли, она прошептала: — Каждый чего-то боится, не так ли?
Зейн развязал веревку, ничего не отвечая. Он вставил весла в уключины и опустил их в воду.
Двумя мощными гребками они оставили пристань позади.
Большую часть работы выполнило течение, хотя Зейн немного подождал, прежде чем вытащить весла из воды. Он мог бы по прямой пересечь залив и затем пройти оставшееся расстояние пешком. Но путешествовать по воде быстрее, не говоря уже о том, что это будет легче для его уставших костей. И хотя она этого не знала, постепенно начав расслабляться, Джиннифер приняла решение за него.
— Это не из-за лодки, — сказала она, глядя на воду. — Вода темная и глубокая. И никто не знает, что там. Должно быть, там так холодно.
Он мог сказать, что она снова начала фиксироваться на своем страхе, и уже подумал отвлечь ее, продолжив начатый ранее разговор. Но в голову пришла другая мысль. И хотя он говорил себе, что намеревался всего лишь ее успокоить, Зейн никогда не мог хорошо врать самому себе.
— Расскажи мне о своем мужчине, — сказал он. И затем невозмутимо добавил, — про того, который позволил тебе прийти сюда в одиночку.
Он видел, что она старалась не рассмеяться, когда ответила:
— У меня есть Боаз.
Над чем Зейн поиздевался.
— Ты имеешь в виду, что у Боаза есть ты.
У него до сих пор не было никакого уважения к тощему парню, который не только привел охотников прямо к Джиннифер, но и, поджав хвост, сбежал без нее, когда появился Зейн со своей стаей.
— Ну, для начала, это то, что мне нравится в Аароне. Он не пытается меня контролировать, — сказала она, резко на него взглянув. — Когда я ему сказала, что собираюсь поехать сюда, он полностью поддержал мое решение.
— Разве он не понимал, в какой опасности ты окажешься?
В сознании Зейна, любой мужчина, который позволил своей паре, супружеской или иной, поставить себя в опасное положение, вообще не заслуживал иметь пару.
— Это часть моей работы, — сказала она ему. — На самом деле и его тоже. Аарон работает медбратом в Корпусе Мира. Сейчас он в основном работает в Танзании, но он побывал почти во всех частях Африки. Когда мы встретились, он все время отправлялся в истерзанные войной регионы, помогая рыть канавы и строить дома. Однажды летом, когда я приехала к нему, нас окружили вооруженные ополченцы. Он четыре часа уговаривал их отпустить меня и Боаза, а сам остался с ними до конца ночи. И только утром они ушли из деревни.
Зейну удалось отвлечь ее от тревожных мыслей, однако то, как она говорила о своем мужчине, сделало его настроение мрачным. Но все же он внимательно слушал, напоминая себе, что это было хорошим делом. Несмотря на его очевидные недостатки, ее предполагаемая пара, похоже, был дееспособным мужчиной. И Зейн вовсе не имел никаких реальных намерений заявлять на нее свои права.
Но как только он об этом подумал, она сказала нечто, что заставило его волка насторожить уши.
— Аарон такой хороший парень. Он идеальный, иногда слишком идеальный. Но какая женщина в здравом уме будет на это жаловаться?
Джиннифер зажала губы и затем выпустила облачко воздуха. Казалось, она говорила больше себе самой, и, так как она этого не заметила, то ему стало легче его покритиковать.
— Не могу представить себе кого-то, кто был бы слишком совершенным, — сказал он, нейтральным тоном.
Она подняла одно плечо.
— Полагаю, что так. В смысле, когда я была ребенком, все всегда думали, что я была совершенством. Больше всех моя мама. Она всегда ожидала, что я должна быть лучшей во всем. Мне никогда не разрешали иметь свое хобби. Мама всегда выбирала для меня, чем заниматься — пианино, балет, гимнастика, теннис и это даже не половина списка. У нее даже была целая комната, наполненная призами за первые места — все, что ниже этого, отправлялось прямо в мусор.