С мерзким треском металл ударился о плоть и кости – массивный браслет его оков впечатался бугаю в висок. Может, и не стоило, но в следующую секунду Дэймен замахнулся правым кулаком и, нанеся удар, опрокинул оглушенного, беспомощного соперника на ринг.
Тяжелое тело бугая рухнуло, частично навалившись на Дэймена.
Дэймен оттолкнул его, инстинктивно стараясь оказаться подальше от распростертого на ринге бугая. Откашлявшись, он почувствовал, что горло саднит. Продышавшись, Дэймен медленно поднялся на колени, а потом на ноги. Об изнасиловании он и не помышлял. Спектакль с белокурым питомцем – чистой воды лицедейство. Даже пресытившиеся зрелищами придворные не ждали, что он отымеет человека, потерявшего сознание.
Вот только недовольство толпы чувствовалось явственно. Победы акилосца над вирцем не желал никто, особенно Лоран. Вопреки здравому смыслу Дэймену вспомнились слова советника Гийона про безвкусицу.
Бой не был окончен. Победить, переборов соперника и наркотический дурман, было недостаточно. Победа исключалась в принципе. Влияние регента явно не распространялось на забавы на ринге. Что бы ни случилось с Дэйменом сейчас, зрители это одобрят.
Дэймен знал, что нужно делать. Подавив бунтарский инстинкт, он бросился на колени перед Лораном.
– Я сражаюсь, чтобы услужить вам, ваше высочество! – Он попытался вспомнить слова Раделя, и память угодливо их предоставила: – Я существую только для услады принца. Да преумножит моя победа вашу славу!
Дэймен знал, что поднимать взгляд сейчас нельзя. Он старался говорить предельно четко – его слова предназначались не только Лорану, но и зрителям, – а потому он изображал почтительность. Коленопреклоненному и обессилившему, ему казалось, что это будет несложно. Ударь его сейчас кто-нибудь, он растянулся бы на ринге.
Лоран вытянул правую ногу, обратив к Дэймену носок элегантного сапога.
– Целуй, – сказал он.
Все естество Дэймена воспротивилось такому приказу. Желудок сжался, сердце, плененное в груди, бешено застучало. Одно публичное унижение сменялось другим. Но проще целовать ноги, чем быть изнасилованным на глазах у публики… проще ведь? Дэймен наклонил голову и припал губами к гладкой коже сапога. Он велел себе изобразить неторопливое почтение – эдакого вассала, прикладывающегося к кольцу сеньора. Поцеловал он лишь изгиб носка. В Акилосе трепетный раб пошел бы вверх – покрыл бы поцелуями изгиб ноги, а набравшись смелости, и крепкую икру Лорана.
Послышался голос советника Гийона:
– Ваше высочество творит чудеса. На корабле этот раб был совершенно неуправляем.
– Усмирить можно любую собаку, – отозвался Лоран.
– Блистательно! – воскликнул кто-то вкрадчивым, хорошо поставленным голосом, который Дэймен прежде не слышал.
– Советник Один, – сказал Лоран.
Дэймен узнал пожилого мужчину, которого до боя заметил в амфитеатре. Это он сидел не то с сыном, не то с племянником. Его одежды, темные, как у Лорана, казались очень богатыми. Наряду принца они, конечно, уступали, но не сильно.
– Вот так победа! Ваш раб заслуживает награду. Позвольте мне наградить его.
– Наградить, – безразлично повторил Лоран.
– Бой воистину блистательный, но без развязки, – посетовал Один. – Взамен побежденного питомца позвольте предложить ему моего. Думаю, всем угодно, чтобы ваш раб проявил себя по-настоящему.
Дэймен перевел взгляд на питомца.
Бой не был окончен. «Проявить себя», – подумал он, снова чувствуя дурноту.
Мальчик оказался не сыном советника Одина, а питомцем, только стоящим на пороге отрочества. Тоненькие руки и ноги казались еще детскими. Узкая грудь судорожно вздымалась: мальчишка до смерти боялся Дэймена. Ему было от силы лет четырнадцать, а на вид скорее двенадцать.
Шансы вернуться в Акилос затрепетали и погасли, как огонек свечи, и все пути к свободе оборвались. Повинуйся. Играй по правилам. Целуй принцу ноги. Пляши под его дудку. Еще недавно Дэймен думал, что справится. Собрав последние силы, он заявил:
– Делай со мной что хочешь, но ребенка я насиловать не стану.
Лоран на миг переменился в лице.
Возмущенное возражение поступило с совершенно неожиданной стороны:
– Я не ребенок.
Однако, перехватив изумленный взгляд Дэймена, мальчишка побледнел от страха.
Лоран смотрел то на Дэймена, то на питомца и хмурился, словно что-то не складывалось. Словно что-то не складывалось так, как угодно ему.
– Почему не станешь? – неожиданно спросил он.
– Почему не стану? – переспросил Дэймен. – Я не разделяю твоей малодушной привычки бить лишь безответных и не получаю удовольствия, причиняя боль тем, кто слабее меня. – Дерзкий ответ вырвался вопреки здравому смыслу, да еще на родном языке Дэймена.