Души шествуют одна за другой, проходя сквозь арку и становясь тенями. Сам камень впитывает весь их жизненный свет, словно сухой песок поглощает капли пота умирающего от жажды путника.
Первое время меня очень интересовало, как проходит суд. Я увидела столько душ. Каждая несла свою историю. Свои беды и радости. Любовь и ненависть. Отголоски ее злых и добрых деяний резонировали и отражались от стен зала ровно до тех пор, пока не выносился вердикт, знаменуя окончание процесса.
Я днями и ночами не выходила из зала, проживая человеческие эмоции вместе с душами.
Мне не нужно было есть, пить, спать. Я могла вечно сидеть на троне и, словно во сне, смотреть на то, как жили другие. Но однажды Гекате пришлось остановить это. Я настолько увлеклась жизнями других, что напрочь забыла о своей. Ведьма напомнила мне, что у меня имеется множество других обязанностей, а здесь справятся и без меня. Но объехав на Чуме все королевство, я вновь возвращалась в зал суда.
Я ощущала силу Аида. Его тьма окутывала мою душу и буквально горела в глазах. Она рвалась наружу, желая повелевать и властвовать, но я крепко держала ее в узде.
После того как я превратила Минту в куст мяты, тьма перестала так сильно на меня давить. Я как будто выполнила ее волю, и она могла спокойно ждать следующего провинившегося. Однажды, когда я пролетала над Асфоделиевыми полями, я увидела на опушке сонного леса человека. Живого, с настоящим телом, а не простую тень. Вынужденно спустившись, я узнала в путнике Аскалафа. Садовник следил за растениями и их изменениями, но увидев меня, улыбнулся. В его взгляде не было ни капли удивления. Как будто он точно знал, кем я стану и что произойдет.
– Цветок Аида… – произнес он.
Его голос обволакивал теплом, и мне казалось, будто он говорит на неизвестном языке, настолько вычурно звучала эта фраза.
– Что это значит? – удивилась я, спрыгивая с лошади.
Старик хмыкнул и прислонился к дереву.
– Ты была здесь! Эти деревья получили намного больше жизненной энергии, чем должны были… – протянул он, поглаживая кору.
Он не ответил на вопрос, а я не стала настаивать. Мне хотелось послушать, что он скажет дальше.
– Ты та, которая родилась из энергии тьмы, – продолжил он. – Ты его рук цветок. Но ты не можешь нарушать баланс.
– Что вы имеете в виду? Я не родилась с тьмой! Мое рождение было на Земле! – я нахмурилась, ничего не понимая.
– О да, дорогая, о да… Но даже боги совершают ошибки. Хотя как знать, ошибки ли…
– При чем здесь Аид? – уточнила я.
Но взгляд садовника совершенно рассеялся. Он будто был не здесь, а где-то далеко, или, наоборот, везде и всюду.
– Дитя… невинное и чистое. Цветок, выросший на мертвой земле… Преткновение богов… Насмешка судьбы… Ошибка, дарующая истину… – несвязная речь старика и тихий смех доносились как будто издалека. Он исчез, просто растворился в воздухе, а я поняла, что зря только спрашивала. Он же сумасшедший.
Я вернулась в замок и снова пошла на суд. Меня уже не так сильно тянуло смотреть на чужие жизни, а вскоре это безумное влечение и вовсе прошло. Мне наскучили картинки и страдания. А его было гораздо больше, чем мизерных крупиц счастья. Я поняла, что созерцание и поглощение эмоций меня ранит сильнее, чем может отвлечь и излечить.
Поэтому я заходила сюда, но довольно редко. Сегодня выпал именно такой день.
Приглушенный гул эмоций скользит по поверхностям и утопает в темноте стен. Бесконечный поток душ, которые тянутся к арке один за другим. Мое зрение рассеивается, подмечая только смену картинок. Но вдруг что-то выдергивает мои мысли из того подобия сна, в котором я нахожусь.
– О Пресвятейшая! – буквально молит кто-то, не доходя до арки. – Помоги мне, я должен вернуться!
***
Передо мной, упав на колени, плачет парень. Совсем молодой еще, но в глазах горит такой яркий огонь любви, что я не могу не удивиться. Я еще никогда такого не видела. Мое сердце сжимается от жалости, но я пытаюсь не показывать своей слабости.
– Поднимись! – громко говорю я ему, и тот слушается.
Когда он выравнивается, я детально изучаю его жизненную нить и вижу в ней всполохи красного, такого насыщенно-рубинового, что в глазах рябит.
– Как ты смеешь проситься обратно? – подняв бровь, строго уточняю я. – Ты ведь знаешь, отсюда никто не возвращается, никогда!
Души позади него начинают гудеть, озадаченные заминкой, но как только я перевожу на них взгляд, в зале становится так тихо, что слышен стук моего сердца. Единственного живого сердца в этих стенах.