Она любила легендарного воина, который вырос в презрении к себе, оторванный от своих корней. Но теперь, оказавшись дома и получив время, чтобы разобраться в этих корнях, он, быть может, в конце концов сумеет примириться с собой.
Джиллиан в последний раз прошла по залу, обратив внимание на сияющие выражения лиц невест Макиллихов. У портрета Гримма и его родителей она задержалась надолго. Джолин была красавицей с каштановыми волосами; ее терпеливая улыбка излучала любовь. Ронин обожающе смотрел на нее. На портрете на коленях перед сидящими родителями стоял Гримм, у него был вид счастливейшего мальчугана на свете — его карие глаза светились.
И ее руки в инстинктивном женском ликовании при мысли о том, каково будет произвести па свет еще одного такого, как Гримм, мальчишку, непроизвольно опустились к животу. Как бы она им гордилась, и вместе с Гриммом, Бальдуром и Ронином они воспитали бы его тем, кем он должен был бы стать, и каким особенным он был бы — одним из тайных защитников Олбани.
— Ах, девочка, скажи мне, что ты не вынашиваешь ребенка! — раздался голос, брызжущий слюной ненависти.
Крик Джиллиан отразился от холодных каменных стен, когда рука Рэмси Логана железными тисками сомкнулась у нее на плече.
— Я не могу ее найти, — едва слышно вымолвил Гримм. Ронин и Бальдур одновременно обернулись, когда он бурей влетел в Большой зал.
Стража была готова, жители деревни подняты по тревоге, и все до последнего человека в Тулуте приготовились сразиться с Маккейнами.
— Ты искал в Зале Предков?
— Да, мельком, но достаточно, чтобы убедиться в том, что ее там нет.
Задержи он свой взгляд подольше, то, возможно, никогда бы не смог заставить себя выйти оттуда — так восхитило его ранее неведомое ему наследие.
— Ты обыскал весь замок?
— Да.
Запустив пальцы в волосы, он высказал свои самые страшные опасения:
— Могли ли Маккейны как-нибудь проникнуть сюда и выкрасть ее?
Ронин шумно выдохнул.
— Все возможно, парень. Сегодня из деревни доставляли продукты. Черт возьми, с ними мог проскользнуть кто угодно! За пятнадцать лет мира мы немного расслабились.
Неожиданный крик из сторожевой башни моментально приковал их внимание:
— Маккейны!
Коннор Маккейн въехал в долину, размахивая флагом из пледа с цветами Дугласов, что вызвало замешательство у большинства Макиллихов и наполнило Гримма гневом и страхом. Единственный кусок пледа с узором Дугласов, который мог заполучить Маккейн, был на теле Джиллиан. Этим утром за завтраком на ней была эта сине-серая ткань.
Обитатели деревни ощетинились оружием и рвались в бой, страстно желая отплатить за утрату своих близких и любимых, погибших пятнадцать лет назад. Но когда Ронин уже приготовился отдать им приказ идти в наступление, Гримм удержал его, положив руку ему на плечо.
— У них Джиллиан, — промолвил он голосом, прозвучавшим как сама смерть.
— Почему ты в этом уверен? — посмотрел ему в глаза старик.
— Они размахивают пледом. Он был на Джиллиан за завтраком.
Ронин закрыл глаза.
— Только не это, — прошептал он. — Только не это!
Когда он снова открыл их, они горели внутренним огнем решимости.
— Мы не потеряем ее, парень. Пропустите лэрда Маккейна, — приказал он стражнику.
Воины Макиллиха излучали враждебность, но расступились, давая дорогу лэрду. Остановившись перед Ронином, Коннор Маккейн нахмурился.
— Я знал, что ты оклемаешься от боевого топора, дьявол, но не думал, что ты так быстро оправишься после того, как я убил твою красивую шлюху-жену, — Коннор осклабился — И твоего еще не рожденного ребенка.
Пальцы Ронина сжались на рукояти клеймора, но меча он не выхватил.
— Отпусти девушку, Маккейн. Она не имеет к нам никакого отношения.
— Она, возможно, носит ребенка.
Гримм окаменел.
— Она никого не носит, — холодно возразил он. «Конечно же, нет, иначе она бы мне сказала!» — мысленно добавил он.
Коннор Маккейн пытливо взглянул на него.
— Вот и она так говорит. Но я не верю ни ей, ни тебе.
— Где она? — спросил Гримм.
— В безопасности.
— Возьми меня, Коннор, возьми меня вместо нее, — предложил Ронин, ошеломив Гримма этими словами.
— Тебя, старик! — сплюнул Коннор. — Ты больше никому не угрожаешь — мы позаботились об этом много лет назад. У тебя больше не будет сыновей. Теперь он, — он указал на Гримма, — стал самой большой нашей проблемой. Наши шпионы донесли, что он последний живой берсерк, и женщина, которая, возможно, беременна — его подруга.
— Чего ты от меня хочешь? — спокойно спросил Гримм.
— Твою жизнь, — просто ответил Маккейн. — Увидеть, как умрет последний Макиллих, — предел моих мечтаний.
— Мы не такие чудовища, за каких вы нас принимаете, — сердито глянул на вождя Маккейнов Ронин.
— Вы — язычники. Богохульники и проклятье для единственной истинной веры…
— Не тебе судить! — воскликнул Ронин.
— И не думай спорить со мной о Слове Божьем, Макиллих. Голос Сатаны не собьет меня с Пути Господнего.
Губа Ронина в злобе втянулась.
— Когда кто-то думает, что знает пути Господни лучше, чем сам Бог, тогда умирают сотни…