Но экономка безучастно пожала плечами — глаза ее продолжали оставаться грустными. Мефрау покидает их! Не все ли равно, каким образом она выйдет из дому? Это не имеет абсолютно никакого значения.
— Да, вы правы, — печально улыбнулась Сирена, словно бы прочтя мысли старой женщины. — Я выйду через главный вход. Никто уже не сможет остановить меня. Я свободна как птица. Я не принадлежу никому. До свидания, фрау Хольц. Я буду молиться за вас. Заботьтесь о моем сыне.
Как ни крепилась старая женщина, но все-таки не выдержала.
— Какие молитвы?! — воскликнула она, заливаясь слезами. — Из-за меня, старухи, нет нужды тревожить Бога! Молитесь за себя и за своего малыша!
— С ним будет все хорошо! — произнесла Сирена и, чтобы не зарыдать в свою очередь, поспешила к выходу.
Спускаясь по лестнице, она ничего не видела перед собой из-за радужной слезной пелены, застилавшей глаза, и чуть было не налетела на Ригана, стоявшего внизу.
— Ты куда?! — загородил он дорогу.
— Прощай, Риган, — сказала она, как можно спокойнее. — Пожалуйста, дай мне пройти! — глаза ее умоляюще смотрели на него. — Пропусти меня. Твой сын остается тебе, как и договаривались.
Она двинулась, желая обойти его.
Ван дер Рис еле сдержал крик отчаяния. Как?! Она все-таки покидает его! И он не сумеет, не знает, как остановить ее. Эта женщина не принадлежит ему. Она никогда ему не принадлежала! Он летел к ней из Голландии на всех парусах! Ему не терпелось поскорее увидеть ее, сообщить, что он назначен губернатором Явы. Как он был горд этим! Еще недавно он чувствовал себя счастливым человеком. Только что он был новоиспеченным губернатором, имевшим красавицу-жену и двух сыновей… А теперь кто он? Не муж, не вдовец. Одинокий, несчастный мужчина. Господи, помоги вернуть эту женщину!
Его глаза умоляюще смотрели на нее, пытаясь уловить хоть какой-нибудь знак, намек, что он нужен ей, что небезразличен… Нет, нельзя ей позволить уйти из его жизни! Нужно как-то остановить ее, задержать, не пустить!
Сердце Сирены, казалось, готово было выпрыгнуть из груди. Оно так громко билось, что она была уверена: Риган слышал этот стук.
В глазах ее застыла мольба о том, чтобы он произнес слова, которые заставили бы ее остаться. Ну почему он молчит? Почему?! Неужели так трудно произнести несколько заветных слов? Или она так безобразна, так некрасива и не достойна этих слов? Он что, не может дождаться, когда избавится от нее? Нет, она тысячу раз права, что покидает этот дом! Сколько можно мучить его и себя?!
Бросив последний умоляющий взгляд на Ригана, который встретил его в замешательстве, она устремилась к выходу.
Дверь захлопнулась, и у ван дер Риса, словно под непомерной тяжестью, ссутулились плечи. Солнце покинуло его дом, а в сердце вселилась тупая боль. На ослабевших, ватных ногах он прошел в свой кабинет и, тяжело опустившись на стул, достал из стола бутылку рома.
Он испытывал потребность немедленно напиться. Он должен сейчас же напиться! Он утопит в спиртном все свои горести. И сразу полегчает. Он будет пить, пить, пить до отупления, до тех пор, пока не свалится без чувств, и тогда все сердечные боли, все душевные муки отступят. Он ничего не будет чувствовать. Он сделается совершенно бесчувственным! И слава Богу!
Но не успел он отпить из бутылки и нескольких глотков, как дверь кабинета распахнулась и влетел Калеб. Лицо его было испуганным, а глаза пылали гневом.
— Отец, Сирена уехала! Ты слышишь меня? Она уехала! Почему ты позволил ей покинуть нас?! — в отчаянии кричал он. — Она оставила Михеля и даже не попрощалась со мной! Почему ты отпустил ее? После всего того, что она сделала для тебя, ты позволил ей уйти? Ты лгал мне! — возмущенно кричал мальчик. — Ты говорил мне, что любишь ее, а сам… Зачем ты говорил мне неправду?!
В кабинет с грозным видом и с обиженно поджатыми губами вошла фрау Хольц. На руках она держала маленького Михеля. Не желая отставать от Калеба, экономка поспешила излить менееру свое возмущение:
— А что мне прикажете делать с этим младенцем?! Я старая женщина и не знаю, как обращаться с маленькими детьми. Ребенку нужна мать! Дети не должны расти без матери. Видите, он уже капризничает!
Она незаметно ущипнула малыша под одеялом, и он разразился пронзительно-громким плачем. Добившись от Михеля желаемого результата, фрау Хольц немедленно передала ревущего младенца в руки ошалевшего Ригана, но предварительно — для верности — еще раз легонько ущипнула ребенка.