— Ошибку? Обижен? Ушла? Ты, блядь, оставила меня подыхать в больнице и свалила с новым ебарем, обчистив мои счета, пока я боролся за жизнь.
— Я…
— И теперь ты приходишь ко мне, чтобы я что? Обеспечил твою безбедную жизнь, потому что ты родила моего сына? Я заберу его у тебя, Лина, а ты сейчас пойдешь на хер отсюда и больше никогда не появишься в нашей жизни.
— Ты не можешь так со мной поступить.
— Лина, я могу, бля, тебя в асфальт закатать за то, что ты сделала. Ты, тварь, думаешь, пришла сюда, и я поплыл? Да я тебя, шалаву, в публичный дом отдам, если ты сейчас, нахрен, отсюда не свалишь, и уж поверь, я прослежу за тем, чтобы тебя выебал каждый клиент, пока от тебя живого места не останется. А теперь пошла вон отсюда, — Леша снова сорвался на крик, и в этот момент я наконец отмерла, и рванула обратно на кухню, от греха подальше.
Вернувшись, застала Артема, поедающего последний бутерброд. Все-таки я не ошиблась, малыш было голоден. И несмотря на всю грубость Леши, сейчас я его понимала. Его слова отпечатались в мозгу. Это кем нужно быть, чтобы так поступить с человеком, а потом иметь наглость и заявиться к нему спустя несколько лет.
— Наелся? — спросила, когда малыш расправился с последним бутербродом.
— Да.
— Молодец.
— Мама меня здесь оставит, да? — застал меня врасплох Артем.
— С чего ты взял?
— Она меня не любит, — пожал плечами малыш и уткнулся взглядом в кружку.
Я вздрогнула от тоненького голоска и брошенной фразы. Вдох встал в горле комом. Это ненормально, когда такое выдают дети. Передо мной сидел маленький, несчастный мальчик, и я не знала, чем ему помочь. Грустный взгляд, и несколько тяжёлых вдохов кричали о том, что он сдерживает слезы, чтобы не расплакаться и так жаль мне его стало, так больно за него. Такой маленький, а уже брошенный всеми.
Со стороны коридора вдруг послышался грохот и топот ног, крики, донесшиеся до кухни, а потом кто-то шарахнул дверью, и все стихло. Не нужно быть семи пядей во лбу, чтобы догадаться — Леша выполнил свое обещание и выставил бывшую за дверь. Я ожидала, что он появиться на кухне, но, видимо, мужчина скрылся в своем кабинете. И очередная порция злости не заставила себя ждать. На кухне сидел маленький мальчик в компании совершенно чужой для него женщины, а родителям на него оказалось наплевать. Едва сдерживая поглотившую меня ярость, я с шумом вдохнула в легкие воздух и поднялась со стула. Малыша нужно было уложить спать, сейчас сон для него лучшее решение.
— Артем, давай ты сейчас ляжешь спать, а завтра утром мы во всем разберемся, хорошо?
Порядком уставший малыш только кивнул и слез со стула.
Уложила Артема я в свою кровать, предварительно натянув на него самую маленькую из своих футболок. Малыш уснул едва его голова коснулась подушки, а я, погладив его по лицу, покачала головой и направилась к его отцу.
Постучавшись, но так и не дождавшись ответа, я дернула ручку и, открыв дверь, вошла в кабинет.
Пространство освещала лишь тусклая настольная лампа, а за столом восседал мужчина со стаканом в руке. Я покосилась на стоящую на столе бутылку, добрая половина которой уже была оприходована. Тут же мне пришлось пожалеть о том, что заявилась сюда после случившегося. Чем только думала?
Мужчина мазнул по мне ленивым взглядом, а потом поставил на стол стакан и резко поднялся. Всего в несколько шагов он оказался рядом, и меня пробрала дрожь. В душе зародился ужас, потому что стеклянный взгляд мужчины не предвещал ничего хорошего. Леша грубо схватил меня за шею и придавил к стоящей позади стене. Я только охнуть успела, когда мужская рука грубо задрала платье почти по пояс и не стесняясь устремилась под трусики.
— Отпусти, — вцепилась в его грудь ногтями, силясь причинить ему боль, чтобы ослабил хватку, но только сильнее его раззадорила. Послышался треск ткани, и я с удивлением заметила, что подол платья превратился в лоскуты, свисающие по телу. Страх сковал каждое мое движение, а мужчина продолжал касаться меня. Откровенно. Грубо. Его не заботили ни мои всхлипы, ни просьбы отпустить. Он резко раздвинул мои ноги и сунул руку в трусы, заставив меня забиться еще яростнее в его тисках. Я понимала, что не в состоянии ему противостоять, он сильнее, намного, но продолжала колотить его кулаками и вырываться.
— Прекрати, Мира, чего вам бабам надо, а? Я с тобой и так, и эдак, сказал же, что все равно моей будешь, — он говорил не своим голосом, потемневший взгляд, пропитанный похотью, вперился в мое лицо. Пальцы мужчины грубо развели нижние губы, причиняя боль и заставляя меня вскрикнуть.