Иногда встречались ручьи. Я перебиралась вброд, держась подальше от мостов. Путь это сильно удлинило, зато можно было не бояться ищеек.
Костров я не разводила. Пила воду, жевала вяленое мясо, заедая диким луком и молодыми побегами папоротника. Иногда выковыривала личинок из трухлявых пней. Силки, которые я ставила на ночь, оставались пустыми. Ловить рыбу времени не было. Я шла вперед, держась подальше от трактов, но и не отходя дальше, чем нужно.
Примерно через неделю показались стены Гвимера.
Город вытянулся вдоль большого озера. Лойз называл его Кааль. Я же надеялась найти корабль, который доставит меня если не в Ассалию, то хотя бы до Языка. О том, что буду делать дальше, пока решила подумать после.
Стражники у ворот получили свою монетку, и я вошла в город. Его размеры впечатляли!
На широких улицах могли легко разминуться парадные кареты. По обеим сторонам, отделенные забитыми сточными канавами, тянулись грязные тротуары. Из окон свисали яркие ткани, и почти над каждым входом красовалась цеховая эмблема. Я подумала, и выбрала улицу, дома которой украшали изображения ножниц. Пора сменить вонючую, пропыленную одежду на что-то более удобное.
Новый наряд состоял из некрашеной льняной рубахи и темно-синего платья на шнуровке по бокам и на рукавах. Второе — коричневое и смена белья отправились в мешок. Я взвесила его в руке. Еще немного, и не смогу поднять. Надо ограничить аппетиты. Но кое-что подкупить придется.
Следуя за вывесками, нашла лавку сапожника. Пара кожаных сапог с мягким голенищем обошлась дороже остального наряда, но путь предстоял дальний, ноги следовало поберечь.
Переобувшись, я задумалась. Нужно было подыскать жилье, тем более, что теперь я могла позволить себе отдельную комнату и даже мытье. Но Лойза, который, казалось, знал все гостиницы страны, больше не было.
Пришлось искать самой.
Я бродила по улицам, вертела головой и запоминала.
В этом конце живут в основном портные, в том — пекари, а там обосновались ювелиры…
В рыбацкий квартал я не пошла. Он тянулся вдоль берега, и ветер приносил ароматы гниющих рыбьих внутренностей, прогорклого жира и смолы. Чайки орали так, что уши закладывало. Вряд ли там найдется приличное жилье.
От вывесок пестрело в глазах — сапоги, виноградные гроздья, ножницы и кренделя всех размеров и цветов зазывали прохожих зайти в лавки. Я же искала сигнальный рожок.
Больше всего их было у ворот. Отрада путникам, уставшим от долгой дороги. Но и народу там обычно немало. Мне же хотелось тишины, и я направилась вглубь города. Правда не в самое его сердце, где сосредоточились самые дорогие лавки и дома знати.
Внимание привлек золоченый рожок, увитый плющом. Стены дома сверкали свежей побелкой, из окон свисали покрывала с гербами. Видно, приличная гостиница, если тут знать останавливается.
Но прежде, чем толкнуть тяжелую дверь, я задумалась. Как спросить комнату? За несколько дней путешествия с Лойзом знания языка у меня не прибавилось. Первой мыслью было развернуться и уйти, переночевав в поле. Останавливало желание выспаться по человечески и как следует отмыться. Полоскания в реке меня больше не устраивало. Да и во встрече с Веселыми Братьями, которые поджидают на ночных улицах одиноких женщин, приятного мало.
Но, рассудив, что Гвимер — торговый город, я решилась. Кто-нибудь да знает речь Вейфара или Сугура. Надо только раскрыть уши и слушать.
Я нашла свободное место за длинным столом и поманила служанку. Та что-то спросила. Я ткнула пальцев в сторону мужчины, перед которым стояло блюдо с жареным каплуном, и указала на кувшин недалеко от меня. Судя по сильному хлебному запаху в нем плескался квас.
Но сколько я не вслушивалась в окружающую какофонию, не услышала ни одного знакомого слова. С ночлегом ладно, сумею договориться, а вот дальнейшее… Надо постараться!
Как только служанка принесла еду, я обратилась к ней на ассалийском:
— Ты меня понимаешь?
Девушка сделала большие глаза.
— Сугур? Вейфарт? — я произносила названия так, как это делают уроженцы стран.
Служанка качала головой. Потом лицо озарилось улыбкой и она быстро-быстро закивала. На меня обрушился ливень непонятных слов, и девушка убежала. Я посмотрел а ей вслед и решила перекусить, раз уж ничего не вышло. Но едва я успела отломить от каплуна покрытую золотистой корочкой ножку, служанка вернулась в сопровождении дородного мужчины.
— Здравы будьте. Бээт сказала, что вы чего-то хотите, а она не понимает!
Слова сугурского языка прозвучали музыкой. И пусть говорил мужчина с диким акцентом, это было неважно.
— Мне нужна комната на несколько дней, завтрак, обед и ужин.
— Серебряный асан в день, сударыня.
Лойз платил куда меньше. Но и трактиры с этой гостиницей не сравнить.
— Еда входит в цену?
Мужчина помедлил, потом все-таки согласился:
— Разумеется. Деньги — вперед.
Я заплатила за три дня. Бээт, выслушав хозяина, кивнула и жестом поманила к лестнице. Но прежде, чем идти, я попросила:
— Горячая вода и мыло найдутся?
Комнату мне отвели на третьем этаже. Бээт открыла окно, впуская свет и уличный шум, и оставила меня с ними наедине. Я огляделась. Тесно, но чисто. Беленые стены, большая кровать под плотным балдахином, табуретка с тощей подушкой на сиденье и сундук.
Не успела я разобрать вещи, как в дверь постучали. Двое дюжих мужчин втащили большую лохань и натаскали кипятка. Служанка принесла серый брусок мыла и разведенный в воде щелок. Пахли они отвратительно. Дома я использовала тонкую голубую глину с островов, или драгоценную пенящуюся смесь, нежно пахнущую вербеной. Воспоминания вызвали сильное желание немедленно пойти в лавку и купить привычное средство для мытья. Но я загнала его в самый угол сознания: сейчас старые привычки — излишество.
Я едва дождалась, когда за прислугой закроется дверь. Кипяток обжег кожу, но через несколько минут блаженная истома наполнила тело. Я расслабилась, позволяя воде смыть усталость и напряжение последних недель.
Постепенно веки отяжелели, дремота, смешавшись с паром, заставила меня зевать. Надо было мыться и вылезать из бадьи, но усталость сковывала движения. Я встряхнулась — нельзя расслабляться. Тут нет штата служанок, как в Замке, все надо делать самой.
Волосы промыла щелоком. Несколько раз намылила тело. Смыла пену чистой водой из ведра и, закутавшись в льняную ткань, перебралась на кровать. Усталость взяла своё — я еще смогла натянуть рубашку и провалилась в сон.
Шепот служанок проник сквозь плотную парчу балдахина. Болтушки! Так хочу спать, а они кудахчут, словно несушки. Но разговор столь интересен, что наказание не в меру расшумевшейся челяди откладывается.
— Прямо пропадают?
— Да. Неладно дело с этим трактиром, вот увидишь! Говорят, и отец его тем же промышлял. А почему тогда так быстро разбогател?
Чтобы лучше слышать, я поворачиваюсь, задевая балдахин. Вышитый бархат шевелится, заставляя горничных испуганно умолкнуть.
— О чем вы там? Что с трактиром неладно? — я сама отодвигаю тяжелую ткань.
Девушки приседают в поклоне. Лимаре перехватывает и закрепляет полог, Аира торопливо откидывает одеяло, помогая мне встать. И обе прячут глаза.
— Я жду! О каком трактире вы говорили?
— О том, что возле Утола. На Королевской дороге. Люди говорят — не все там ладно. Путники пропадают.
— Разбойники завелись?
Новость заставляет пересмотреть планы. Этот участок тракта проходит по землям Орвов, и никто не смеет там хозяйничать!
— Может, и так. Только поговаривают, что и хозяин руку приложил.
Вот это уже интересно. Если в непонятных исчезновениях людей обвиняют трактирщика, значит, и вправду — причастен. До сих пор обычно другой человек виноват бывал.
— Хорошо. Я проверю. А теперь — одеваться!