— Ах, ваше величество, ваши слова стали для меня полной неожиданностью, — откликнулась Накшидиль медовым голосом. — Я… я… подумала, что вам нужны совершенно другие вещи.
Я думал точно так же. Может быть, он хотел успокоить ее разговором, подготовить к тому, что произойдет дальше. Однако казалось, будто его действительно интересует Франция.
— Благодаря моей матери и покойному дяде, султану Абдул-Хамиду, я занимался с разными наставниками и узнал многое, что происходит за пределами Стамбула. Я читал донесения нашего посла при дворе Людовика Пятнадцатого.
Пока он говорил, Накшидиль внимательно слушала, широко раскрыв глаза, будто каждое сказанное им слово — жемчужина, слетавшая с его уст.
— Последние три года я состою в переписке с королем Людовиком Шестнадцатым. Я читал о военной мощи Франции, а также о французской музыке, театре, науке и общественных порядках. Мне хотелось бы узнать, насколько соответствует действительности то, о чем я читал. Вот почему я пригласил тебя сюда.
Селим поднял палец, и я со своей точки наблюдения увидел, что вошли рабыни и налили кофе в чашки, усыпанные бриллиантами, потом подали на золотых тарелках сладкие фисташки. Две девушки поставили рядом с султаном наргиле. Отпустив всех, Селим затянулся сладким табаком и засыпал Накшидиль вопросами.
— Мне хотелось бы больше услышать о твоем образовании, — сказал он. — Особенно меня интересует музыка. Расскажи мне, чему тебя учили в монастыре.
— Мой падишах, у меня были разные уроки, — ответила она. — Я знакомилась с теориями гармонии, выдвинутыми Жаном Филиппом Рамо[47], изучала, как композиторы барокко[48] обогащали музыку, используя контрасты громкой и тихой, медленной и быстрой музыки, а также оркестровой и сольной игры.
— Ты изучала только эту теорию?
— Вначале да. Но когда сестра Тереза показала мне, как надо играть на скрипке, я сразу полюбила этот инструмент. Она дала мне задание упражняться в своих любимых произведениях: сонатах, сюитах и кончерто гроссо[49] Вивальди и Баха.
— Почему она выбрала именно этих композиторов?
— О, мой блистательный султан, их музыка столь же сладка, что и мед на пахлаве. — Она улыбнулась, будто собиралась раскрыть секрет. — Я думаю, Бах и Вивальди были ее идолами, потому что первый служил хормейстером в церкви, а второй преподавал музыку в христианском приюте для сирот.
— Она любила других композиторов?
— Да, ваше величество. Сестра Тереза научила меня исполнять концерт Моцарта для скрипки. Должна признаться, она называла это произведение Турецким концертом Моцарта. Услышав его новую оперу, она сказала, что это блестяще, и научила меня играть несколько отрывков из нее.
— И как называется эта опера?
— Простите, мой султан. Она называется «Похищение из сераля».
— Понятно, — промолвил Селим и глубоко затянулся.
Когда наступил поздний вечер, было отвечено на множество вопросов, выпита не одна чашка кофе и съедена уйма сладостей, султан с торжественным выражением на лице сказал:
— Все это было весьма интересно.
Накшидиль кивнула, не сомневаясь, как и я, что последует дальше. Она украдкой посмотрела на его карие глаза и пухлые губы.
— Надеюсь, мы сможем продолжить этот разговор в другой раз, — заключил он сдержанно. — Мне пора спать. — Селим вызвал одного из евнухов.
На лице Накшидиль появилось удивленное выражение, когда султан повернулся к ней спиной. Я стремительно покинул свой наблюдательный пункт, спрятался и наблюдал, как другой евнух ведет Накшидиль к ее комнате.
В то утро я увидел ее в банях, где, как всегда, сплетни были не менее жаркими, чем пар, поднимавшийся с пола. Я не мог не заметить злобных взглядов тех, которые ей завидовали, и презрительных усмешек тех, кто уже слышал, что султан не притронулся к ней.
— Я потерпела ужасное поражение, — дрожащим голосом произнесла Накшидиль, рассказывая мне о том, что произошло.
Я слушал, старался утешить ее, но мало чем мог помочь. Она побывала в постели султана Абдул-Хамида, и, естественно, ни один другой султан не позарится на нее. Не понимаю, почему Селим просил ее остаться во дворце, разве что только ее французское происхождение заинтриговало его. Тем не менее, если девушку приглашают в покои к султану и дело не доходит до постели, то считается, что ее отвергли и вышвырнули, как ни на что не годное существо.
— Боже милостивый, что во мне не так? Что я натворила? — спрашивала она меня снова и снова. — Неужели я столь безобразна? — говорила она, разглядывая себя в зеркале. Удрученная собственной неудачей, она в отчаянии заламывала руки. Даже Пересту не смогла успокоить ее.
47
Жан Филипп Рамо (1683–1764) — французский композитор и музыкальный теоретик. Он объяснил современное ему употребление аккордов с помощью тройной системы, исходящей из физической природы звука.
49
Кончерто гроссо — т. е. «большой концерт» — Жанр, типичный для эпохи высокого барокко (начало XVIII в.).