В один промозглый день в камине трещали поленья, султан сидел на ковре и играл с Махмудом в шашки и домино. Я видел, что он доволен острым умом мальчика.
— Ты быстро раскусил то, что я задумал, — говорил ему Селим и с улыбкой смотрел на фишки из слоновой кости, которые мальчик нанизал на нитку. — Султан должен знать, что у его противника на уме. Тебе будет легко управлять, когда ты взойдешь на трон.
Каждого правителя Оттоманской империи обучали художественному мастерству, но Селим помимо этого достиг совершенства во многих областях: его страстью были каллиграфия, поэзия и музыка. Он сочинял стихи под именем Ильхами и иногда читал их Накшидиль и Махмуду. Он играл на нэй и приводил обоих в восторг, исполняя собственные изящные композиции. Передав мальчику красивый инструмент, он показал ему, как прикрывать отверстия пальцами и дуть в него, чтобы извлечь звуки.
Иногда Селим и Накшидиль играли дуэтом: он — на флейте, она — на скрипке, а Махмуд молча слушал, наблюдая, как солнечный свет танцует на решетке окна. Иногда они просили мальчика сыграть вместе с ними и помогали тому сочинять небольшие композиции то в европейском духе, то в турецком.
Когда Селим был в настроении, он просил Накшидиль потанцевать, и она проделывала знойные восточные движения, которым ее обучили. Она уговорила его нанять французского учителя танцев, и несколько одалисок стали изучать менуэт и контрданс.
Селим показал им, как надо писать его тугру, знак султанской власти, красивой арабской вязью. Обмакнув в чернила острый конец тростникового пера, он начертал три жирные черные линии, косо поднимавшиеся вверх, а слева нарисовал два кружка, которые накрыли три вертикальные линии. Затем он нанес три перекрещивающиеся черточки, устремленные книзу, а внизу добавил ряд изящных завитков. Мелкими буквами он написал свое имя: «Селим, хан, сын Мустафы, никогда не ведает поражений».
— Тростник — волшебный инструмент, — сказал он, передавая Махмуду тонкую коричневую палочку. — Из него можно извлечь прекрасные звуки, им можно написать прекрасные слова.
Султан помог мальчику окунуть заостренный кончик пера в темные чернила, и юный принц медленно написал свое имя замысловатыми арабскими буквами.
— Когда немного подрастешь, — обещал Селим, — тебя начнет учить Мухаммед Раким, мой личный преподаватель каллиграфии.
Селим расспрашивал Махмуда о том, как проходят уроки религии, и, держа Коран и усыпанный бриллиантами экземпляр коранических стихов, которые мальчик получил на свой пятый день рождения, просил его продекламировать строчки из них.
— Султан-халиф, — говорил он Махмуду, — это высший религиозный руководитель, и ты должен знать слова пророка, законы и догмы ислама. А теперь скажи мне, кто, по словам пророка, вкусит сладкий плод веры?
Мальчик немного подумал и процитировал:
— Сначала тот, кому Аллах и его посланники станут дороже всех. Затем тот, кто любит человека и любит его только ради Аллаха. После этого тот, кто словно огня боится возврата в лоно безбожия после того, как Аллах наставил его на путь истинный.
Мне показалось, что Накшидиль при этих словах вздрогнула, но я не подал виду, будто что-то заметил, и улыбнулся, когда Селим легонько потянул Махмуда за длинный заплетенный локон темных волос.
— Помни, — сказал он, — такие волосы ты можешь носить только в детстве. Когда достигнешь возраста обрезания, их остригут, и ты станешь мужчиной.
В соответствии с традициями Оттоманской империи сообразительных принцев учили скакать верхом на коне, охотиться и стрелять из лука сразу после того, как они начинали ходить.
На шестой день рождения Селим подарил большеглазому мальчишке пони, и принц начал оттачивать мастерство под руководством учителя верховой езды. Иногда Махмуд скакал вместе с братом, оба носились по ровным полям, будто настоящие турецкие воины, очутившиеся в северных степях.
Одним летним днем братья вместе отправились кататься верхом, но когда Махмуд вернулся в покои Накшидиль, она заметила, что мальчик взволнован.
— Что случилось? — спросила она, обняв его.