Пропускаю мимо ушей увещевания Фосии. Меня сейчас много больше волнует другой человек.
— Ты видел, как покойный лорд снял с меня рабские браслеты, — говорю медленно и прищурившись, глядя на Жакара.
В ответ — молчание, от которого у меня мороз по коже.
— Ты был свидетелем! — повышаю голос. — Отвечай!
В подземелье становится тихо. Капанье воды в конце коридора. Печальный вздох Фосии. Звяканье ложки на подносе. Вонь затхлости и мочи перебивает запах пищи.
— Не припомню такого, — произносит Жакар после паузы, глядя прямо перед собой, избегая смотреть мне в глаза.
— Лжец, — шепчу побелевшими губами. — Старый лорд был бы тобой разочарован.
— Зато новый лорд будет доволен, — возражает он ровным тоном, скользя взглядом по стене у меня за спиной.
— Я не признаю своим господином ни Райгона, ни кого-то другого, — произношу глухо, отступая вглубь камеры. — Потому что я свободный человек! И ты это знаешь! Так и передай своему… — хочется ввернуть крепкое словечко, но я сдерживаюсь, — хозяину.
Последнее и так звучит из моих уст как грязное ругательство.
— Это ваше последнее слово? — равнодушно спрашивает предатель.
— Да.
— Что ж, весьма прискорбно. Господин генерал будет недоволен.
— Пусть в задницу себе засунет своё недовольство, — ворчу себе под нос, но в оглушительной тишине подземелья Жакар и Фосия прекрасно всё слышат.
Кухарка вздыхает, печально звякая посудой с пропавшим ужином.
Жакар невозмутимо произносит:
— Хорошо, госпожа Аурэлия, я передам господину генералу ваш ответ, — и после паузы добавляет. — В точности.
Затем грозно смотрит на кухарку:
— Идём, Фосия. Я сказал, идём!
Жакару приходится едва ли не силой выводить Фосию, причитающую, что «изверги вздумали уморить её деточку». Их шаги и голоса стихают в конце коридора, после чего раздаётся звук захлопнувшейся железной двери.
Скрещиваю руки на груди и сердито опускаюсь на солому. Вместо пирожка с капустой лениво покусываю собственную щёку.
Живот уже не урчит, он просто прилип к позвоночнику. А ещё хочется пить. Пожалуй, даже больше, чем есть.
Меня знобит. Наверное, от голода. Обнимаю себя за плечи и с тоской вспоминаю тёплое пуховое одеяло и мягкую кровать с розовым балдахином. Вздыхаю, рассматривая тёмно-серые камни на холодном полу.
Вздрагиваю от удара железной двери о стену где-то вдалеке. Затем раздаются уверенные шаги по коридору, словно кто-то впечатывает каблуки в каменный пол.
Шаги приближаются. Я ещё не вижу, но уже внутренне знаю, кто это.
Вскакиваю на ноги, замираю напротив решётки одновременно с тем, как по другую её сторону останавливается Райгон.
Высокий, огромный, устрашающий. Он занимает собой практически весь коридор.
Его чёрный плащ, взметнувшись, ударяется о прутья решётки. Жёлтые глаза дракона с вертикальным зрачком обдают меня ненавистью. Сглатываю и отступаю вглубь камеры. Не хотела бы я сейчас попасть ему в руки.
Вот только, кажется, у него на этот счёт другие планы, потому что ключ уверенно поворачивается в замке, а после этого решётчатая дверь с жалобным скрипом распахивается настежь.
Он переступает порог камеры. Я делаю шаг назад. Он два — вперёд.
Мамочки! Кажется, предатель Жакар не только передал Райгону мои слова, но и от себя добавил! Иначе чем ещё объяснить ту ярость, что сейчас хлещет из дракона, и в которой он меня вот-вот утопит?
2. В объятьях тьмы
Аурэлия.
Чуть не спотыкаюсь о кучу соломы. Обхожу её. Упираюсь спиной в стену.
Райгон останавливается в центре камеры. Замирает, уперев руки в бока. Окидывает взглядом стены и низкий потолок, затем роняет небрежно:
— И как? Обживаешься?
— Да, вполне, — пожимаю плечами. — Разве у меня есть выбор?
Усмехается. В полутьме камеры сверкают белизной его идеально ровные зубы.
— Как тебе сказать, — цедит недовольно. — Могла бы поужинать и вернуться в свою комнату. Так и быть, я бы сохранил её за тобой.
— Какая щедрость, — усмехаюсь в ответ, глядя на него исподлобья.
— Тебе больше по душе куча соломы?
— Мне по душе уехать отсюда и никогда больше тебя не видеть! — выплёвываю ему в лицо. Наслаждаюсь тем, как играют его желваки. — Что хочешь взамен?
— Ты никогда не уедешь, Аурэлия. — возражает ровным голосом.
— Почему? — выдыхаю тихо и делаю несколько шагов ему навстречу.
Замираю напротив, сжимаю кулачки, смотрю ему в глаза.
— Думаешь, твоему отцу понравилось бы то, что ты делаешь? За что ты меня так ненавидишь?
— Ненавижу? — усмехается дракон, глядя на меня сверху вниз, словно на букашку какую-то. — Не слишком ли много чести, человечка? Мне на тебя наплевать, по большому счёту. Но ты рабыня. И должна знать своё место.
— Я свободный человек, — возражаю упрямо.
— Ну, какой же ты свободный человек? — усмехается Райгон. — Взгляни на себя: ты за решёткой в подземелье, спишь на куче соломы, на руках рабские браслеты. Разве это свобода, м?
Пытается унизить меня, устрашить ещё больше. Прищуриваюсь хитро: а с какой стати он вообще здесь и тратит на меня своё драгоценное время?
— Что тебе нужно? — скрещиваю на груди руки.
Райгон смеряет меня надменным взглядом:
— Лорд Лингерли навестит нас на днях. Хочу, чтобы ты вела себя как обычно при отце.
Произносит всё это и застывает на месте, сверля меня взглядом.
— Ха! — выдыхаю я, не в силах сдержать усмешку.
Это всё объясняет!
Лорд Лингерли — давний друг старого лорда. Конечно, он будет задавать вопросы, когда не увидит меня. А Райгон слишком высокого мнения о себе любимом, чтобы опуститься до откровенной лжи.
Усмехаюсь и принимаюсь прохаживаться по камере. Со стороны кажется, что я просто хочу занять себя. На самом же деле мне жизненно необходимо отойти подальше, увеличить расстояние между нами, потому что мне вдруг становится нечем дышать от его подавляющей тьмы, которая словно сжирает меня.
— Ну, так что ты мне ответишь? — терпение не самая главная добродетель Райгона.
— А что я получу взамен? — спрашиваю, задрав подбородок и глядя на него в упор.
Расплавленный янтарь его глаз обдаёт льдом:
— А что ты хочешь… — оценивающе скользит по мне взглядом. Задерживается на уровне груди, но быстро возвращается обратно на уровень глаз, — получить?
Подхожу к нему вплотную. Из-за его высокого роста мне приходится задрать голову:
— Когда лорд Лингерли уедет, ты отпустишь меня.
Бесконечно долгие секунды мы просто молчим, глядя друг на друга. Лицо дракона непроницаемо. Вертикальный зрачок расширен из-за недостатка освещения в подземелье, и теперь его глаза кажутся чёрными.
— Нет, — отвечает Райгон.
Сцепливает руки за спиной и делает шаг в сторону.
— Но… почему? — выдыхаю я.
Заступаю ему дорогу, встаю на пути.
— Ты ненавидишь меня! — обвиняю его. — Один Драконий бог знает, почему! Почему?
Стоим друг против друга. Так близко и так далеко. Замечаю тонкий шрам у него на щеке, вспоминаю, как он его получил. В тот день в далёком детстве мы с ним сбежали на дикие болота в поисках сладкой ульдеи — сочной красной ягоды.
И на нас напали гаргульи. Огромные хищные птицы с человеческим лицом. Как сейчас помню — их красные глаза сверкали, от них разило гнилью и падалью, а острые когти жаждали рвать нас на куски.
В тот день Райгон впервые обернулся драконом. Чтобы нас защитить. И защитил. Вот только когти гаргулий оставили о себе напоминание на его лице и ещё… спускаюсь глазами к его груди, скрытой плотной тканью чёрного военного мундира.
Ведь было время, когда мы ладили. В какой момент всё сломалось?
— Почему? — подступаю к нему ещё ближе.
Веду рукой вверх по его груди, останавливаюсь напротив того места, где, как я помню, остался шрам от когтей гаргульи.