Он, казалось, забавлялся всем происходящим, не более того.
Я задохнулась от ярости.
Последние аккорды музыки угасли.
Я опустилась перед ним на колени, покорно склонив голову к его ногам.
Зрители на мгновение замерли и затем разразились бурей аплодисментов. Даже девушки, я видела, неистово колотили ладонью правой руки по левому плечу.
К Раску приблизился один из его воинов.
— Наказать ее плетьми? — спросил он. Я покрылась холодным потом.
— Нет, — покачал головой Раск и жестом показал, что я могу оставить площадку. — Пусть танцуют другие невольницы.
Я подняла с земли свою шелковую накидку и отошла от костра.
Все во мне дрожало от возбуждения. Я была мокрой от пота и едва держалась на ногах.
Рафф и Прон вытолкали на песочную площадку Ингу с Реной, требуя, чтобы те продемонстрировали свое мастерство в танце.
Зрители шумно переговаривались, делясь впечатлениями.
Я поспешила укрыться в темноте и тут же наткнулась на поджидающую меня Юту.
— Ты очень красивая, Эли-нор, — заметила она.
Я промолчала и пошла за ней к кухонному бараку.
Здесь Юта омыла меня водой и протянула полотенце. Я насухо вытерлась и собралась отправляться в барак для рабочих невольниц.
— Нет, — остановила меня Юта. Я с удивлением посмотрела на нее.
— Приведи себя в порядок, — сказала она, — и снова наложи косметику.
— Зачем? — спросила я.
— Делай то, что я тебе говорю, — приказала она. Я послушно наложила тени на веки и накрасила губы. Юта привязала мне к рукам колокольчики.
— А теперь сиди здесь и жди, — сказала она.
Больше двух часов мы просидели с ней на кухне. Наконец праздничный шум начал стихать, и воины, прихватив с собой понравившихся им невольниц, стали расходиться по своим палаткам.
Юта подошла и помазала меня за ушами и на груди туалетной водой.
Меня пронзила страшная догадка.
— Нет! — воскликнула я. — Только не это! Лицо Юты оставалось непроницаемым.
— Отправляйся в шатер Раска, — приказала она.
Мне не оставалось ничего другого, кроме как подчиниться…
— Входи, — сказал Раск. Я вошла в его шатер.
В этот момент я с наибольшей остротой ощущала свою беспомощность и полнейшее одиночество.
— Опусти полог шатра, — распорядился Раск из Трева.
Я задернула полог и стянула его края кожаными ремнями, отделяя себя и моего повелителя от всего внешнего мира.
Обреченно уронив руки вдоль негнущегося тела, я повернулась к нему.
Над полной пылающих углей жаровней стояла тренога, предназначенная для установки железного бочонка и подогрева в нем вина.
Изнутри шатер был обтянут красным шелком. С поддерживающих полотняные стены шестов на толстых цепях свисали изящные, заправленные тарларионовым жиром светильники. По краям помещения стояло множество мешков, сундуков и баулов, наполненных сокровищами, награбленными тарнсменами во время своих разбойничьих рейдов и нападений на караваны торговцев. Горловины некоторых мешков были развязаны, и доверху наполняющие их золотые монеты отбрасывали на стены шатра яркие блики. Под откинутой крышкой ближайшего ко мне сундука я увидела целые россыпи украшений из благородных металлов, усыпанных жемчугом и драгоценными камнями.
Что и говорить: Раск из Трева владел большими богатствами.
— Подойди сюда, — приказал он.
Сопровождаемая перезвоном колокольчиков, я шагнула к нему.
Ноги мои утопали в толстых коврах, устилающих полы шатра. Их мягкий ворс приятно ласкал мои ступни.
В нескольких футах от своего повелителя я остановилась.
— Подойди ближе, — распорядился он. Еще несколько шагов в полной тишине, нарушаемой только перезвоном колокольчиков.
— Подними голову, — сказал мой повелитель. Я посмотрела ему в глаза.
На мне был надетый им ошейник, поставленные его рукой невольничьи клейма.
Я не могла выдержать его взгляд.
Я почувствовала, как он потянулся к моей накидке и через мгновение белые шелка соскользнули к моим ногам.
Он отвернулся, отошел к пылающей жаровне и опустился на ковер, скрестив перед собой ноги.
Некоторое время мы молча смотрели друг на друга.
— Приготовь мне вино, — наконец сказал он.
Я выбрала в углу шатра бутылку каланского вина — наверняка из винных погребов Ара, хорошего качества, как и все остальное, попавшее к Раску из рук какого-нибудь ограбленного им торговца. Затем я отыскала небольшой медный бочонок, перелила в него вино и установила на треногу над пылающей жаровней.
Раск, скрестив ноги, сидел рядом и не спускал с меня задумчивого взгляда.
Через пару минут я сняла бочонок с треноги и прижалась к нему щекой; но он, как оказалось, еще недостаточно нагрелся. Я снова поставила его на огонь.
Напряженная тишина в шатре производила на меня гнетущее впечатление. Мне стало страшно.
— Не бойся, — словно почувствовав мое состояние, сказал Раск.
— Хозяин… — умоляющим голосом начала я.
— Я не давал тебе разрешения говорить, — оборвал меня мой повелитель.
Я послушно замолчала.
Мучительно медленно протекла еще минута-другая. Бочонок уже впитал в себя жар раскаленных углей, но не настолько, чтобы его нельзя было держать в руках. Я сняла его с огня и перелила вино в изящный, тонкой работы кувшин с узким вытянутым горлышком. На гладких стенках кувшина, покрытых искусной чеканкой, плясало искаженное до неузнаваемости отражение склонившейся над ним светловолосой невольницы с увешанным колокольчиками металлическим ошейником на шее.
Подогретое вино уже успело подарить часть своего тепла тонкостенному кувшину. Прикосновение к нему щекой подтвердило, что вино не перегрелось.
— Готово? — спросил Раск.
Моего повелителя не интересовало, что мне известно о его вкусах; он желал услышать только утвердительный ответ.
— Да, хозяин, — прошептала я.
Я не знала, какой температуры вино он предпочитает. Некоторым воинам нравилось вино, обжигающее горло, другие пили его слегка подогретым. Попробуй тут угадай! А если не угадаешь…
— Налей, — приказал Раск.
Я поспешно подхватила тонкостенный кувшин, вскочила на ноги и, сопровождаемая мелодичным перезвоном колокольчиков, подбежала к своему хозяину. Опустившись перед ним на колени и низко склонив голову в позе рабыни для наслаждений, я осторожно наполнила вином большой золоченый кубок.
— Позвольте, хозяин, предложить вам вина, — пробормотала я обязательную в данном случае фразу.
Он взял кубок, и я замерла от страха, не зная, что меня ожидает. Он коснулся губами края кубка, сделал маленький глоток, и на лице у него заиграла удовлетворенная улыбка. У меня будто гора свалилась с плеч: меня не ждало наказание за ошибку.
Я продолжала оставаться на коленях, пока он не торопясь, с наслаждением потягивал вино.
Когда в его кубке оставалось несколько глотков, он знаком приказал мне подойти поближе. Я опустилась на колени рядом с ним. Он взял меня рукой за волосы и запрокинул мне голову назад.
— Открой рот, — приказал он.
Я разжала плотно сомкнутые губы, и он стал поить меня вином из собственных рук. Я чувствовала, как оно течет мне по щекам, стекает по подбородку, капает на ошейник и на грудь. Вино было приятно теплым, хотя последние его капли, со дна кубка, показались мне обжигающими. Вкус вина был изумительным, но я не могла им насладиться из-за сковывающего меня напряжения. Я глотала его, закрыв глаза и чувствуя, как по телу у меня разливается дурманящее тепло.
Раск вложил мне в руки опустевший кубок.
— Отнеси его, Эли-нор, и возвращайся ко мне, — приказал он.
Я вскочила на ноги, отнесла кувшин туда, где в шатре складывалась пустая посуда, и снова вернулась к моему хозяину.
Перед глазами у меня все поплыло. В голове застучали сотни крохотных молоточков. Жар подогретого вина обволакивал каждую клеточку моего тела, делал его ватным, невесомым.
Он специально заставил меня пробежаться, чтобы ускорить пьянящее действие вина. Ноги у меня подкашивались.
И внезапно во мне проснулась злость.
— Я вас ненавижу! — гневно бросила я Раску и тут же прикусила язык, не в силах понять, как я на такое осмелилась. Это все, конечно, вино тому причина.
Мой повелитель не казался разгневанным. Он продолжал все так же неподвижно восседать на коврах, не спуская глаз с моего лица.
Это меня приободрило.
Внезапно я вспомнила про серьги, вдетые мне в уши. Он смотрел именно на них. Это разозлило меня еще больше.
— Я вас ненавижу! — снова воскликнула я. Он не проронил ни слова. А я уже не могла себя сдержать.
— Вы похитили меня! — кричала я ему, борясь с подступающими к горлу рыданиями. — Вы надели на меня ошейник! — Словно в доказательство, я рванула стягивающую мне горло узкую полоску металла, на которой было выгравировано имя хозяина. Привязанные к ней колокольчики жалобно застонали.
На лице Раска не дрогнул ни один мускул.
— Вы изуродовали мое тело невольничьими клеймами! — продолжала я бушевать. — Вы исхлестали меня плетьми и держали в железном ящике!
Раск продолжал хранить молчание.
Это завело меня еще сильнее.
— Вы даже не знаете и не хотите поверить, что я вовсе не с этой планеты! Что я не какая-нибудь горианка, с которой вы можете поступать, как вам заблагорассудится. Я рождена свободной, я не рабыня. Я не вещь, которой можно поиграть и выбросить за ненадобностью! Я не хорошенькое домашнее животное, которое можно покупать и продавать по желанию хозяина. Я — Элеонора Бринтон! Женщина с планеты Земля! Я жила в крупнейшем цивилизованном городе, Нью-Йорке, в небоскребе на Парк-авеню. Вы хотя бы знаете, что такое небоскреб? Не знаете? А я в нем жила. Я была богата. Я получила хорошее образование. В своем городе я была не последним человеком. Я из другого мира! Я — с Земли, понимаете, с Земли! Вы не можете обращаться со мной как с простой рабыней!
Я не в силах была больше сдерживать рыдания. Ну что может понимать этот дикарь в вещах, о которых я ему говорю! Он, должно быть, вообще считал, что я сошла с ума.
Я бессильно уронила голову и закрыла лицо руками.
И тут я, к своему ужасу, заметила, что он поднялся на ноги. Я как-то не отдавала себе отчет в том, что он такой громадный, такой сильный. Рядом с ним я почувствовала себя маленькой и беспомощной.
— Я принадлежу к касте воинов — к высшей горианской касте, — внезапно заговорил Раск. — Я получил знания второй ступени и знаю о существовании вашего мира. Твое произношение выдает в тебе дикарку, попавшую сюда с планеты, которую вы называете “Земля”.
Я онемела от изумления и почувствовала, что мои глаза невольно округлились, а брови поднялись.
— Женщины Земли годятся лишь на то, чтобы быть невольницами мужчин Гора.
Он опустил руки мне на плечи.
— Вот почему ты — моя рабыня!
Я лишилась дара речи.
Внезапно он грубым рывком оттолкнул меня. Я не удержалась на ногах и упала на устилающие пол толстые ковры. Не осмеливаясь пошевелиться, я робко подняла на него наполненные ужасом глаза.
— У тебя на теле стоит клеймо лгуньи, — суровым голосом продолжал мой повелитель. — Ты носишь клеймо воровки и предательницы!
— Пожалуйста, пощадите мою честь, — пробормотала я. — Рабыня белого шелка принесет вам хороший доход…
— У тебя проколоты уши! — с презрением бросил он.
Руки у меня непроизвольно потянулись к золотым серьгам.
Сквозь пелену слез я с ужасом смотрела, как он вытащил из-за сундуков свернутые шкуры ларла и бросил их на ковры, к пылающей жаровне.
У меня вырвался глухой стон.
Он решительным жестом указал на разложенные шкуры.
— Пожалуйста! — прошептала я. — Прошу вас! Он оставался неумолим.
Я поднялась на ноги и с грустным перезвоном колокольчиков подошла к нему.
Его тяжелые руки легли мне на плечи.
— Ты явилась сюда из мира, женщины которого по самой своей природе не могут быть ничем другим, кроме как невольницами мужчин Гора, — сказал он.
Я не смела поднять на него глаза.
— А кроме того, ты — лгунья, воровка и предательница.
Я чувствовала на своей щеке его дыхание.
— Ты знаешь, чем от тебя пахнет? — спросил он. Я отрицательно покачала головой.
— Это духи для невольниц, — сказал Раск. Плечи у меня обреченно поникли. Его ладони приподняли мне подбородок. Я старательно отводила глаза.
— Девушка с проколотыми ушами, — насмешливо произнес он.
Я не могла выдавить из себя ни слова. Я только стояла, чувствуя, как меня бьет крупная дрожь.
Внезапно его пальцы потянулись к белой шелковой ленточке, опоясывающей мой ошейник, сорвали ее и отбросили в сторону.
— Нет! — испуганно прошептала я.
— С тобой будут обращаться так, как ты того заслуживаешь, — сказал он. — Как с самой ничтожной, презренной горианской рабыней!
Я не смела, не могла найти в себе сил посмотреть ему в лицо.
— Подними голову, — приказал мой повелитель.
Я робко приподняла подбородок, и колокольчики на моем ошейнике ответили мне понимающим, печальным звоном.
Я на миг заглянула в его глаза и тут же беспомощно уронила голову. По телу моему пробежала конвульсивная дрожь. Никогда еще я не видела таких глаз — темных, бездонных, путающих и пронизывающих насквозь глаз воина.
Ноги у меня подкосились, и я утонула в его объятиях, чувствуя, как мое тело все глубже погружается в длинный ворс брошенных на пол шкур.