Чариз ждала, пока Гидеон раздвигал тяжелые портьеры из синего бархата. В воздух взлетели облака пыли. Пыль забивалась в нос, в горле запершило. Внезапный свет ослепил Чариз. Она закрыла глаза, а, открыв их, увидела перед собой сплошную стену из окон, выходивших на заросшую террасу. Внизу плескались волны.
Гидеон долго любовался великолепным видом. Чариз чувствовала его грусть и странное для человека, который вернулся домой, глубокое одиночество.
Скорбел ли он об усопшем отце и брате? Или его беспокоило что-то другое?
Его отчужденность побуждала Чариз прикоснуться к нему, предложить ему сочувствие, напомнить ему о том, что он принадлежит человеческой расе и что он не один на земле. Спрятав руки в складках пальто, она подавила этот порыв.
Ее больно ранил его отказ от ее самого искреннего участия, но еще больнее было в бездействии наблюдать, как он страдает. Еще один опасный признак того, что она слишком болезненно, слишком остро реагирует на мужчину, которого едва знает. Но она уже перешла все мыслимые и немыслимые границы, летела в пропасть, и пути обратно не было.
Гидеон наконец обернулся, стряхивая пыль с ладоней.
— Я привез вас в сарай. Простите.
Гидеон помог ей снять плащ, повесил его на стул из красного дерева. Как и все в этой комнате, стулья были покрыты толстым слоем пыли. Но никакая пыль не могла укрыть от взгляда впечатляющее количество томов в кожаных переплетах, замысловатую резьбу на мебели и лепнину потолков.
— Едва ли этот дом можно назвать сараем.
Чариз присела на краешек зачехленного стула, подняв столб пыли, заставивший ее чихнуть. Она невероятно устала, все мышцы ныли после нещадной тряски в карете. Она бы продала душу за горячую ванну и кровать и возможность спать в ней, сколько влезет. Но она бы дважды продала душу за то, чтобы увидеть хоть проблеск радости на мрачном лице сэра Гидеона.
— Как вы себя чувствуете?
Он смотрел на нее с вежливой заботливостью, от которой ей хотелось съежиться и забиться в угол.
— Я бы с радостью отдохнула немного, — сказала она. — А вы?
Он нахмурился, словно напоминание о его болезни раздражало его.
— Я вполне здоров, спасибо.
Он отвернулся, давая ей понять, что ему не нравится, когда интересуются его здоровьем.
— Вы должны отдохнуть и набраться сил. Я пришлю к вам миссис Полетт после того, как мы поедим. Она не Акаш, но кое-что смыслит в народной медицине.
— Спасибо.
Чариз почувствовала, что Гидеон хочет как можно скорее передать ее заботам других людей. Но не это пугало Чариз, а то, как сильно его взгляд или сказанное им слово влияло на ее эмоции. Она пыталась возвести барьеры между ним и собой ради самосохранения, но барьеры рушились во мгновение ока, стоило ей посмотреть на него.
Чариз опять чихнула и пробормотала «спасибо», принимая носовой платок, который протянул Гидеон. Он мерил шагами комнату, поднимая случайно попадавшиеся ему под руку предметы и рассматривая их так, словно видит впервые.
Как странно, что в собственном доме он чувствует себя непрошеным гостем. Что-то его мучает.
Дверь открылась, и в комнату вошла девушка с подносом. Чашки были от разных сервизов. Одна из мейсенского фарфора, другая — из севрского. Обе были изысканно элегантны. Когда-то в Пенрине жил кто-то, кто обладал и вкусом, и средствами.
На подносе стояла тарелка с грубо нарезанными сандвичами с сыром. У Чариз заурчало в животе.
Сэр Гидеон переставил с места на место стоявший на подоконнике мраморный бюст Платона и обратился к горничной:
— Как тебя зовут, девушка?
— Доркас, сэр Гидеон. — Она присела в реверансе. — Я внучка Полетта. Вы, должно быть, не помните меня, сэр, но я вас помню, хотя мне было всего пять лет, когда вы уехали.
— Ты сбивала масло для своей матери.
— Да, сэр. — Девушка зарделась от удивления и удовольствия. — Забавно, что вы меня помните.
Гидеон кивнул в сторону Чариз:
— Мисс Уотсон нужна горничная. Ты не хотела бы помочь, Доркас?
Девушка присела в реверансе перед Чариз.
— О да, мисс. Ноя никогда не служила горничной у леди.
— Уверена, ты прекрасно справишься, Доркас, — сказала Чариз.
— Спасибо, мисс. Спасибо.
Когда Доркас ушла, Гидеон бросил взгляд на Чариз:
— Вначале она будет неуклюжей, но ребенком все схватывала налету. Думаю, она быстро всему научится.
— Благодарю вас за заботу обо мне. Вы очень добры. Мои сводные… Мои братья… — Чариз умолкла. «Надо следить за своим языком, — подумала она. — чтобы себя не выдать». — Мои братья лишили меня горничной, и последние несколько недель мне приходилось обходиться без нее.
Это напоминание о мелочной тирании Феликса и Хьюберта раздосадовало и разозлило Чариз. Словно, лишив ее услуг горничной, они могли заставить ее выйти замуж за мерзкого лорда Дезэя.
Гидеон подошел к столу и пододвинул тарелку с сандвичами к Чариз.
— Вы проголодались.
Чариз поднялась.
— Позвольте налить вам чаю!
— Благодарю.
Гидеон поставил тарелку на стол, когда в комнату вошел Полетт.
— Все в порядке, сэр?
— Здесь холодно. Разведите огонь, — сказал сэр Гидеон, усаживаясь за стол.
Когда Полетт ушел, Чариз передала Гидеону чай и тарелку с двумя сандвичами. Левая рука создавала проблемы, но Чариз справилась.
Он улыбнулся.
— Дом сразу преображается, когда в нем появляется женщина.
— Уверена, вы пили чай с дамами и раньше.
— Но никогда наедине. И никогда у себя дома.
Сегодня Гидеон выглядел совершенно здоровым.
— А как же ваша мать?
— Моя мать умерла при моем рождении. Отец не стал обзаводиться новой женой. Он уже дал жизнь двум сыновьям и считал, что двух наследников вполне достаточно.
— В этом доме вообще не было женской руки?
Улыбка тронула его губы.
— Во всяком случае, руки леди.
— Вот как.
Ухмылка его стала откровеннее.
— Именно так.
Чариз окинула взглядом комнату. Дом нуждается в женской руке.
Возможно, отсутствие женского влияния в детские годы объясняло скованность Гидеона и неловкость в общении с ней. Хотя он не производил на нее впечатления мужчины слишком стеснительного. Чариз вновь задалась вопросом о том, не испытывает ли Гидеон к ней неприязни. Нет, не может быть. Чариз очень хотелось нравиться Гидеону.
Конечно же, она ему нравится. Пусть даже чуть-чуть. Временами, в такие моменты, как этот. И уж точно никто из знакомых ей джентльменов не вел себя с ней так, как он. Всякий раз, как он смотрел на нее, с этим теплым вниманием, она чувствовала себя словно подсолнух, раскрывающийся навстречу солнцу. Она понимала, что ее реакция была неподобающей, головокружительной, опасной, но она ничего не могла с собой поделать.
Он нарушил тишину и заговорил с вежливой отчужденностью, которая способна была охладить и без того ледяную атмосферу дома.
— Надеюсь, вы будете чувствовать себя здесь как дома, мисс Уотсон. Идите куда пожелаете. Выбирайте любую книгу себе по вкусу в библиотеке. В утренней комнате есть пианино, по крайней мере раньше оно там было. Не советую вам забредать далеко от усадьбы, если вы не хотите, чтобы вас увидели. Хотя подозреваю, что ваши травмы в настоящее время делают для вас недоступными слишком длительные прогулки.
— Благодарю, — разочарованно произнесла Чариз.
Как глупо мечтать об объятиях сэра Гидеона. Она напомнила себе о том, чего никогда не должна забывать, — они с сэром Гидеоном лишь случайно оказались под одной крышей и скоро расстанутся.
Чариз устало опустила чашку на блюдце. Боль во всем теле усиливалась с каждой секундой. Голова отяжелела.
Гидеон подошел к буфету и плеснул немного бренди в бокал.
— Дом и поместье потребуют моего внимания в ближайшие несколько дней. Слишком долго в Пенрине не было хозяина.
Она узнала этот тон — эту попытку намеренно установить между ними дистанцию.
— Вам ни к чему развлекать меня или из-за меня пренебрегать своими обязанностями.