— В Рангапинди я помнил этот вид. И он давал мне силы жить дальше.
— Почему вам расхотелось жить? — спросила она, потрясенная.
Он нахмурился.
— Вы действительно не знаете? Мою историю опубликовали все газеты. Сенсация сезона.
Он говорил с едким сарказмом, но почему, Чариз не могла понять.
— Мои братья держали меня взаперти. Я впервые услышала ваше имя, лишь когда вы представились мне. — Она обхватила себя руками. — Те люди в Портсмуте звали вас героем Рангапинди. Вы были военным?
— Нет, — резко бросил он.
Его невысказанная боль была очевидна, физически ощутима.
— Вы так сильно ненавидели Индию?
Он не спускал с нее глаз, и голос его был чуть хриплым от эмоций.
— Нет, я любил ее.
Гидеон вздохнул.
— Хотел бы я быть тем, за кого вы меня принимаете. Но я не заслуживаю ни унции вашего отношения ко мне.
— Но почему?
— Нет. Я не хочу делиться с вами своими кошмарами.
В улыбке его было слишком много горечи. Он поднял затянутую в перчатку руку. На мгновение ей показалось, что он прикоснется к ее щеке. Ресницы ее затрепетали, глаза закрылись. Сейчас он коснется пальцами ее щеки.
Но он не коснулся. Она медленно открыла глаза и увидела в его глазах пронзительную печаль. Рука его бессильно опустилась.
— Но верьте мне, когда я говорю, что я не герой.
Она судорожно сглотнула.
— Для меня вы герой.
Голос ее дрогнул.
— Мисс Уотсон…
Чариз жестом остановила его. Ей не хотелось выслушивать пошлости, которые обычно говорят в таких случаях женщине, надеясь ее успокоить. Жалость в его глазах ясно указывала на то, что он понял, какого рода запретные чувства она к нему питает. Да как он мог этого не понять? Гидеон был достаточно проницателен.
Она покраснела от стыда и заговорила быстро, чтобы его опередить:
— Разве… разве мы не идем на пляж?
Он расправил плечи, поджав губы. Но не стал спорить с ней по поводу резкой смены темы, за что она была ему благодарна.
— Тропинка здесь.
Гидеон пошел вперед, он не преувеличивал, когда предупреждал ее, что спуск очень крут. Вскоре она увидела всю тропинку — узкую полоску, петляющую по склону.
Чариз посмотрела вниз и обомлела от страха — далеко внизу громоздились острые камни. Она решительно вскинула голову и посмотрела на Гидеона. Он начал спускаться, и Чариз не могла не заметить, как непринужденно он чувствует себя на этой каменистой опасной почве.
Чариз осторожно следовала за ним.
Вначале идти было нетрудно, тропинка шла под уклон плавно. Но становилась все круче и круче. Она оперлась ладонью о камень склона, когда спуск стал еще более опасным.
Слишком долго — на одну роковую секунду дольше, чем нужно, она задержалась взглядом на высоком мужчине, что шел впереди. Чем больше она о нем узнавала, тем больше он разжигал ее любопытство.
Тропинка нырнула вниз. Нога ее потеряла опору — камень, на который она ступила, расшатался. Она изо всех сил вцепилась в каменную стену, но пальцы скользили.
— Гидеон! — завизжала она.
Господи, ей не хотелось умирать. Она хотела жить и заставить Гидеона полюбить ее.
Эта мысль молнией пронзила ее сознание в тот момент, когда она беспомощно скользила к краю обрыва.
Глава 7
— Сара! — Гидеон рванулся к ней, чтобы успеть перехватить ее до того, как она упадет на камни.
Ладони его подобно наручникам сомкнулись вокруг ее тонких запястий. Времени на то, чтобы думать или чувствовать, не было. Не было времени отреагировать на шок, вызванный физическим контактом. Он стремительно повернулся и вжал ее спиной в каменную стену.
Она закричала вновь, на этот раз от боли, потому что ударилась головой о камень.
Он склонился над ней, защищая ее от обрыва у него за спиной. Грудь вздымалась, плечи ныли от напряжения.
Ведь он мог ее потерять.
Постепенно страх, душивший Гидеона, пошел на спад. Реальность вернулась, мозг начал работать. Он слышал шум волн, разбивавшихся о скалы внизу. Чувствовал, как ветер холодит влажную кожу. Чувствовал неровности земли под сапогами.
— Сара, Господи… С вами все в порядке?
Она неуверенно кивнула:
— По-моему, да. Немного болит, но, думаю ничего серьезного.
Внезапно он осознал, как близко друг от друга они стоят. Еще чуть-чуть, и его тело коснется ее тела.
О чем он, черт возьми, думает, стоя над ней вот так? Он должен прекратить прикасаться к Саре. Сейчас. Немедленно.
Знакомая тошнота подступила к горлу. В глазах потемнело. Гидеон высвободил руку и прижался спиной к каменной стене рядом с ней, пытаясь скрыть свою реакцию.
Еще долго тишину нарушали только скорбные крики чаек, шум волн и хриплое дыхание Гидеона.
Наконец Чариз отодвинулась от Гидеона. Он не смотрел на нее, но чувствовал на себе ее взгляд.
Поскольку она продолжала молчать, он, собрав волю в кулак, заставил себя посмотреть в ее пепельно-серое лицо. Она прижимала руку к груди, и этот жест живо напомнил ему несчастную девушку, которую он обнаружил на конюшне в Уинчестере.
Голос ее звучал почти нормально.
— Вы снова спасли мне жизнь. Как я смогу отплатить вам за все?
О проклятие. Меньше всего он нуждался сейчас вот в этом. Она смотрела на него так, словно он был святым Георгием и только что спас ее от дракона. Неприкрытое восхищение и благодарность в ее ореховых глазах надрывали ему сердце. Гидеон делал все возможное, чтобы Сара потеряла к нему всякий интерес, но случившееся с ними только что свело на нет все его усилия.
— Вы можете отплатить мне тем, что впредь будете более осторожны, — сказал он.
И возненавидел себя за эту отповедь.
— Простите. Я не смотрела под ноги. И все же из-за моей неосмотрительности вы рисковали жизнью.
— Ничего плохого не случилось, — уже мягче произнес Гидеон.
Что, черт возьми, не было правдой. С каждой секундой, проведенной в ее обществе, тайная нить, связующая их, натягивалась, словно шелковый канат. Его недавние усилия, направленные на то, чтобы избегать встреч с Сарой, ни к чему не привели.
На мгновение их взгляды встретились, затем ее густые ресницы вспорхнули, прикоснувшись к щекам. Она стояла, затаив дыхание.
И в этот миг, в один ослепительный миг, влечение охватило его. Он отвердел. Сердце его бешено забилось. Во рту пересохло.
Тошнота, которую он испытал, прикоснувшись к ней, мгновенно прошла. То, что овладело им сейчас, было куда хуже. Потому что он, черт возьми, не мог сделать ничего, чтобы утолить этот голод.
От неожиданно острого приступа желания у него кружилась голова. Он воспринимал отсутствие интереса к женщинам после Рангапинди как благословение. Он полагал, что стал безразличен к слабому полу на всю оставшуюся жизнь, и смирился с этим.
Господи, сделай так, чтобы она не смотрела вниз. Сделай так, чтобы она не увидела, как он возбужден. Он попытался отстраниться, но на узкой тропинке это было невозможно.
Как, черт побери, он переживет эти три недели?
Он не мог прикоснуться к ней. Этика, мораль, кодекс джентльмена — все запрещало ему к ней прикасаться.
Если бы только эти высокие принципы не позволяли ему решиться на это.
Он не мог прикоснуться к ней. Физически не был на это способен. И в этом состояла трагедия.
Она продолжала говорить. Сквозь гул, стоявший в ушах, он пытался расслышать, что она говорит, расслышать и понять.
— …несколько синяков.
К черту! Он должен взять себя в руки. Он прилагал все силы к тому, чтобы сфокусировать внимание на том, что говорила она. Он осознал, что ее правая рука сжимает порванный рукав ее дешевого платья.
— …починить его.
Он с трудом оторвал взгляд от ее губ. Нежных. Влажных. Искушающих. И опустил взгляд на ее платье. Должно быть, он порвал ей рукав, когда оттаскивал от края обрыва. Он увидел прореху.