— Я понимаю, что ты решил до конца дней купаться в жалости к себе, — сказала она, понимая, что поступает несправедливо.
Но ей было не до справедливости. Главным сейчас было сломить его волю, сделать так, чтобы он утерял контроль над собой, чтобы воспоминания ослабили хватку.
— Ты не вправе так говорить.
На щеке его дернулся мускул.
— Я твоя жена и говорю, что хочу, — запальчиво ответила Чариз.
Она стояла прямо, так, что груди упирались в изящно вышитый лиф. Прохладное прикосновение шелка к соскам дразнило ее, между ногами стало тепло и влажно. Груди ее набухли, тоскуя по его рукам.
— Этот брак был заключен для твоего удобства, — сказал Гидеон.
Терпение его было на исходе. Руки в перчатках сжимались и разжимались.
— Скорее для неудобства, — парировала Чариз, шагнув к нему.
Он жадно вцепился в нее взглядом.
— Мы заключили сделку.
— Да, моя безопасность в обмен на безрадостную жизнь. Прости меня, если я стремлюсь пересмотреть условия сделки.
Он отвернулся, закрыл глаза и дрожащей рукой схватился за каминную полку.
— Я не прощу тебя, если ты превратишь это в еще больший кошмар. — Он дернул головой и с гневом посмотрел на нее. — Какого черта ты стремишься повторить то, что было прошлой ночью? Проклятие, Чариз, я обидел тебя. Я причинил тебе боль.
— Это не обязательно должно быть таким, — прошептала она.
— Для нас — обязательно.
Ей надрывала сердце его уверенность в том, что он говорил.
Сомнения поколебали ее решимость. Что, если она не права? Что, если ее попытка помочь ему принесет ему еще больше вреда? Она вскинула подбородок и приказала себя не поддаваться слабости.
— Я не сдамся, Гидеон.
Он гневно поджал губы, но когда он заговорил, голос его звучал холодно.
— Ты сдашься, Чариз. В этой войне тебе не победить.
Она раскинула руки в беспомощном изумлении. В нем было столько силы. Почему он не призовет эту силу себе в помощники?
— Разве ты не хочешь иметь настоящую жизнь?
Его короткий смешок был хриплым и резким, словно звук разбитого стекла.
— Конечно, хочу.
Она поборола импульсивное желание отступить. Когда она ступила на этот путь, она знала, что ее злейшим врагом будет сам Гидеон.
— Твои воспоминания не всегда держат тебя в своей власти. Я видела тебя в Портсмуте. Ты без колебаний валил с ног любого, до кого мог дотянуться. И не боялся ни к кому прикоснуться.
— Да, я нахожу облегчение в насилии. — В голосе его звучал сарказм. — Ты предлагаешь, чтобы я тебя побил?
Она сморгнула горячие слезы. Как легко давать оптимистические обещания, когда лежишь в кровати одна. Куда труднее верить в них, когда лицом к лицу сталкиваешься с его непримиримостью.
Он был так зол, так потерян и защищался единственным доступным ему способом. Она знала, что все, что он делает, он делает ради нее. Он был твердо уверен в том, что не стоит ее любви. Он верил в то, что жизнь бок о бок с ним ее сломает. Беспредельное презрение к самому себе было одним из ядовитых плодов Рангапинди.
Могла ли она изменить его сознание? Хватит ли у нее сил, чтобы до него дотянуться?
— Гидеон, не надо.
Он замер и зло уставился на нее.
— Не будь дурой. Я никогда не причиню тебе боль.
Она наклонила голову.
— Сейчас ты делаешь мне больно.
Она подняла глаза и увидела, что лицо его помрачнело.
— Чариз, не надо.
— Я ничего не могу с собой поделать, — прошептала она.
Он шагнул к ней. Теперь она чувствовала исходившее от его тела тепло. Как мог он приговорить себя к жизни в холодном склепе самоизоляции?
— Я очень дурно поступил с тобой, — сказал Гидеон.
— Нет.
— Да. Я надеялся обеспечить тебе свободу, связав тебя с мужчиной, который не будет выдвигать тебе никаких требований. А вместо этого причинил тебе боль.
— Я хочу быть твоей женой, — упрямо сказала она.
— Ты и так моя жена.
— Так не считается.
Он тяжело вздохнул и провел рукой по волосам.
— Чариз, ты просишь слишком много.
— Лучше, чем совсем ничего не просить, — бросила она в ответ.
Глаза его вспыхнули, и он отвернулся. Она понимала, что нечестно упрекать его в том, что он не в силах изменить.
Она сказала то, что всегда говорят женщины, когда несчастливы в браке.
Он выглядел усталым и подавленным. Она требовала от него больше, чем он мог ей дать. Он спас незнакомую женщину и взял на себя ответственность за ее благополучие. А она потребовала взамен всю его жизнь.
Однако Чариз не верила в то, что он так думает. Сердцем она продолжала верить в то, что он может ее любить. Иногда она ловила на себе его взгляд. Он смотрел на нее с таким голодным желанием, что сердце ее подпрыгивало.
— Я могу лишь обещать, что, как только мы уладим все формальности, связанные с этим браком, ты можешь ехать куда хочешь и жить, где хочешь, — холодно завил он. — Тебе ни к чему видеть меня вновь. И эта интерлюдия станет лишь неприятным воспоминанием.
— Думаешь, я этого хочу? — с горечью спросила Чариз.
— Это уже твоя проблема. А теперь спи.
Гидеон взмахнул рукой. Чариз пришла в ярость.
— Ты будешь спать рядом со мной? — грозно спросила она.
Он выглядел удивленным. Пора ему узнать, что она не послушная собачка, готовая прыгать на задних лапках по его команде. Он велел ей оставить его в покое и убираться вон. Но она не позволит ему вести себя подобным образом.
— Разумеется, нет.
Он нахмурился.
— Ты разве не слышала, что я сказал?
— Слышала, но это меня не устраивает.
— Поговорим утром.
Она поджала губы.
— Конечно, поговорим.
— А теперь спокойной ночи.
Он направился к двери, но, должно быть, осознав, что Чариз не двинулась с места, повернулся к ней.
— Хочешь что-нибудь сказать прежде, чем я уйду?
— Хочу, чтобы ты лег в кровать.
Гидеон поморщился.
— После того, что здесь произошло, любая нормальная женщина бежала бы от меня без оглядки.
Ее передернуло при словах «нормальная женщина», но она и бровью не повела.
— Я не прошу тебя делать… это снова.
Щеки ее залила краска.
— Так ты хочешь в постели целомудренную подружку?
Слова его так и сочились ядом.
Она судорожно втянула воздух.
— Я хочу, чтобы ты был со мной.
— Нет.
— Ладно. Я буду спать в гостиной.
— Не веди себя глупо, — сказал он, начиная злиться не на шутку.
Она поняла, что до этого момента он ее всерьез не принимал.
Разумеется, он не принимал ее всерьез. Он считал ее юным хрупким созданием, нуждающимся в защите. Ничего, скоро он узнает, что его жена обладает волей под стать его воле. И никак не слабее. И таким же храбрым сердцем. Она сказала, что будет бороться за свой брак, и она не шутила. Она станет бороться за его будущее.
— Иди в кровать. Немедленно, — прорычал он.
Она поежилась, хотя в комнате не было холодно.
— Заставь меня.
Он расправил плечи, и она увидела в его лице раздражение и ярость.
— Ты ведешь себя как ребенок.
Она снова поежилась и подняла шаль.
— Можно мне сегодня занять твое кресло? — спросила Чариз.
Он стиснул зубы. По ее телу снова побежали мурашки. Ей доставляло удовольствие мучить его.
— Дьявол тебя побери, — проскрежетал Гидеон, шагнув к ней.
Кутаясь в шаль, Чариз молилась о том, чтобы он не стал ловить ее на слове и не заставил провести ночь, сидя в кресле. В спальне было тепло, в гостиной — холодно. Через час она посинеет от холода, и после двух прошедших ночей перспектива вытянуть ноги в мягкой кровати казалась весьма заманчивой.