— После Рангапинди я чувствую себя тысячелетним старцем, — сказал Гидеон.
И столькоторечи было в его словах, что у Чариз от жалости к нему сжалось сердце.
— Гидеон, я не сбрасываю со счетов того, что пришлось тебе пережить, — уже мягче сказала она. — Я не обманываю себя относительно того, чего тебе стоил тот год. Но это не означает, что ты всегда прав. Сейчас, кстати, ты глубоко заблуждаешься.
— Ты вынуждаешь меня к откровенности.
Под скулой его дернулся мускул. Он подошел к окну, схватившись одной рукой за портьеру.
— Позволь мне выложить тебе некоторые факты. Если ты способна воспринимать унылую реальность.
— Я лучше воспринимаю факты, чем ты, — процедила Чариз сквозь зубы. Ее больно жалил его насмешливый тон. — Но, прошу тебя, открой мне глаза.
Он стоял к ней в профиль, но это не помешало ей увидеть, что губы его раздраженно поджаты.
— Хорошо, — бросил он. — Я возвращаюсь в Пенрин для трудной и скудной жизни. В изоляции. В одиночестве. Ты самая богатая наследница королевства. Я физически и эмоционально не способен предложить тебе ту жизнь, какой ты заслуживаешь.
Чариз ушам своим не верила.
— Ты отвергаешь меня потому, что думаешь, будто я буду тосковать по балам и праздникам? Словно в жизни у меня нет ничего важнее?
— Проклятие, Чариз! Я урод, я трус, я почти безумец. Я не выношу, когда вокруг меня люди, я не выношу чужих прикосновений. Несмотря на тот ненасытный голод, который заставляет меня постоянно желать тебя, я не изменился. Пойми, ты хочешь невозможного!
Шагнув к нему, Чариз запальчиво ответила:
— Из-за этого ненасытного голода. Мне наплевать на других людей. Мне нужен только ты.
— Ты говоришь так сейчас. А что будешь чувствовать лет через двадцать, когда потратишь свою молодость на мужчину, существующему лишь в твоем воображении?
Она не могла сомневаться в его искренности. Но он заблуждался. Чариз сердито хмыкнула:
— А что, если я беременна?
Гидеон еще больше побледнел. Глаза его горели.
— Ты не хочешь от меня ребенка?
— Не выразить словами, как я его хочу.
Чариз положила дрожащую руку на живот.
Гидеон перехватил взглядом ее жест, и на лице его отразилось отчаяние.
— Господи, ты беременна?
Беременна ли она? За всеми недавними событиями она потеряла счет дням. И, сосредоточив все свое внимание на Гидеоне, она едва думала о возможных последствиях их близости.
— Пока еще рано об этом говорить. Ты по-прежнему намерен отослать меня прочь, если даже я ношу твоего ребенка?
— Не знаю.
И тогда сарказм вновь проник в ее голос.
— Странно, что ты так потрясен! Естественный результат того, чем мы с тобой занимались эти две недели, — ребенок. Не может быть, чтобы ты разу не подумал об этом.
— Конечно, я знал, что рискую, — помолчав, сказал Гидеон. — Но если я не гожусь на роль мужа, то тем более не гожусь на роль отца. Если у нас будет ребенок… он должен уехать с тобой.
— Почему кто-то должен куда-то уезжать?
— Ты что, не слушаешь?
— Все, что я слышала — полная ерунда.
Она отвернулась и пошла в спальню. Она чувствовала себя подавленной, злой, уставшей донельзя. Попытки заставить Гидеона внять голосу разума сильно напоминали попытки сдвинуть гору, раз за разом бросаясь на нее.
Был миг, когда ей показалось, что ей удалось поколебать его уверенность в своей правоте. Она ошибалась, когда решила, что увидела это в его лице в тот момент, когда он спросил, не беременна ли она. Он злился на себя. И на нее.
Но кроме гнева было что-то еще.
Она увидела тоску.
Он смотрел на свое безрадостное будущее далеко не смиренно. Совсем не так, как хотел, чтобы думала она. Если у нее будет ребенок, Гидеон ее не оставит. Ей это подсказало сердце.
«Господи, только бы я оказалась беременна».
Когда она протянула руку к ручке двери, он глухо заговорил. Она оглянулась и посмотрела на него. Он выглядел усталым и, странное дело, поникшим, словно побитым, хотя он сумел отразить все ее атаки.
— Я знаю, ты считаешь меня жестоким, упрямым и капризным, но клянусь, я делаю все для твоего же блага.
— А ты сделай хоть что-нибудь для собственного блага.
С трудом сдерживая слезы, Чариз оставила его в одиночестве.
Глава 22
Гидеон повернул на дорогу, пролегавшую через пустошь. До Пенрина оставалось всего несколько миль пути. Чариз, ехавшая с ним в наемном экипаже в своей новой синей пелерине и шляпке того же оттенка, старалась, насколько это было возможно, держаться от него подальше.
Она хранила угрюмое молчание еще с позавчерашней ночи, ночи накануне отъезда из Джерси. Маленькая шхуна, которую мотало по бурному морю, доставила их этим утром к берегам Корнуолла южнее Пенрина.
Близился вечер, за весь день Чариз не произнесла ни слова. Попытки Гидеона заговорить с ней были тщетны.
Она никогда не была болтушкой. Одной из ее черт, неизменно восхищавших его, была способность хранить комфортное молчание. Но молчание напоминало затишье перед бурей. С каждой милей напряженность усиливалась.
Они так и не разрешили спор. И как могли они его разрешить? Она хотела того, чего он не мог ей предложить.
Привязать красивую, полную жизни девушку к калеке, физическому и умственному, просто грешно. Гидеон всегда это понимал. Но из гордости не мог с этим смириться. И как, черт возьми, он сможет жить без нее?
Воспоминания последних лучащихся радостью дней должны были бы вызвать у него сожаление. Его страсть ввела Чариз в заблуждение, заставила поверить в то, что у них есть шанс на совместное будущее. Он лишь мельком заглянул в рай, но теперь дорога ему туда заказана.
Но он, самодовольный ублюдок, не раскаивался в том, что сделал в Джерси. Не мог, зная, что впереди его ждет одиночество.
После той ссоры они впервые спали порознь. Впрочем, Гидеон не спал. Он сидел в гостиной, наблюдал затем, как на смену ночи приходит день. Унылый и пасмурный. Как вся его оставшаяся жизнь?
Небо затянули тучи, они промокнут до нитки, если дождь застигнет их здесь.
Они пытались причалить в бухте Пенрина, но во время шторма это было рискованно.
Ветер усиливался, вдалеке слышались раскаты грома. Он должен доставить свою жену туда, где тепло и безопасно.
Гидеон ударил поводьями по толстому крупу лошадки. Они все еще находились в нескольких милях от дома. Гидеон раздраженно фыркнул и посмотрел на Чариз.
Она пристально смотрела на него. Глаза ее были скорее коричневые, чем зеленые, под глазами пролегли темные круги. Она выглядела гордой, отчужденной, несчастной и… красивой.
— С тобой все в порядке, Гидеон?
— Да, конечно, — буркнул он в ответ. Чариз раздраженно поджала губы.
— Ты какой-то нервный и издаешь странные звуки.
— Я беспокоюсь из-за погоды.
Она окинула взглядом пустынное плато. Высоко в небе проносились птицы, спеша укрыться от надвигавшейся бури. Вой ветра перекрывал дребезжание коляски и стук копыт.
Чариз притронулась к колье, которое подарил ей в то утро Гидеон, когда они покидали Джерси. Самая богатая наследница Англии, должно быть, имела не один банковский сейф, набитый драгоценностями. Но когда он увидел неделю назад в витрине ювелирной лавки в Сент-Хельер ожерелье из золота и янтаря, он тут же подумал о Чариз. Необычная насыщенность желтых камней напомнила ему о свете в ее глазах, когда она была счастлива.
Свет, которого сегодня Гидеон не увидел.
Хотя благодарила она его сдержанно, побрякушка, похоже, ей понравилась. По крайней мере она ее носила.
Не в первый раз рядом с женой Гидеон чувствовал себя не в своей тарелке. Брак был предприятием трудным и сложным. Возможно, даже к лучшему то, что его брак будет столь непродолжительным, по крайней мере де-факто.