— Варек, — говорит он.
Ну, это было легко.
Я собираюсь задать ему еще один вопрос, когда он берет с тумбочки предмет, похожий на часы. Он надевает его на запястье, и тот со щелчком застегивается. Затем раздается серия звуковых сигналов, прежде чем устройство замолкает. Варек касается крошечного экрана, проводит по нему пальцем и постукивает.
— Показания щитовидной железы указывают на то, что ты давно не спала, — хмуро говорит он.
Я скрещиваю руки на груди, мое раздражение нарастает. Этот ублюдок даже не спросил, как меня зовут. Разве это не элементарная вежливость — узнать имя человека, чью вагину вы планируете использовать?
— Трудно спать, когда у тебя в голове роятся мысли о предстоящем изнасиловании, — огрызаюсь я.
— Остальные твои показатели, кажется, стабильны, — говорит он, игнорируя мой комментарий.
Он смотрит на меня с другого конца комнаты, а я просто гляжу в ответ. Вначале не была уверена, как справлюсь со всей этой ситуацией, но, очевидно, я выбрала путь наибольшего сопротивления. Я не собираюсь облегчать ему задачу. Он нуждается во мне, а не наоборот, так что мне нечего терять. Кроме того, лучше я буду злиться, чем бояться.
— Зачем вам люди? — спрашиваю я.
Он садится на край кровати и жестом указывает на пустое место рядом с собой.
— Присаживайся, и я отвечу на твои вопросы.
Я удивленно моргаю, мой гнев испаряется в считанные секунды. Это уловка, чтобы заставить меня ослабить бдительность? Я вспоминаю его телекинез и сразу же отбрасываю эту теорию; он в любое время может сделать со мной все, что захочет. Тот факт, что он не заставляет меня делать что-то против моей воли, тревожит меня. Это тревожно, но приятно.
Избегая его взгляда, подхожу к кровати и сажусь. Мне не нравится, как он на меня смотрит. Это напоминает мне о том, как он смотрел, когда мы были на Земле. Так беспристрастно, но напряженно.
Он начинает говорить, его глубокий голос вибрирует во мне. И так как он при этом не срывает с меня одежду, я нахожу это приятным.
— Дравийские женщины постепенно становятся бесплодными, и прироста населения почти нет. Мы уже превосходим их числом в четыре или пять раз. Мы нацелились на человеческих женщин, потому что ваша ДНК наиболее совместима с нашей. Не говоря уже о том, что мы нуждаемся в вещах первой необходимости, чтобы выжить, таких как кислород и естественная пища.
Я нахожу, что мне любопытно их положение, но буду говорить о чем угодно, только чтобы отсрочить неизбежное.
— И вы не знаете, что вызывает бесплодие?
Варек качает головой.
— Наш вид близок к вымиранию.
— Воу, это отстой, — бормочу я себе под нос. То, что они захватили нас, не оправдывает их действия, но, по крайней мере, это не инопланетная секс-торговля.
Я надеюсь.
— Как бы ни сочувствовала вашей ситуации, мне трудно оправдать ваши действия по отношению к нам, людям, — говорю я.
Он коротко кивает мне, и его волосы слегка смещаются, привлекая мое внимание к шелковистым прядям. Из-за этого мои каштановые волосы выглядят так, будто их пожевала коза. По бокам его голову украшают мелкие косички, замысловатость их плетения интригует меня.
— Это было непростое решение. Это противозаконно, — говорит он.
— Да что ты говоришь! — закатываю я глаза.
— Не только там, откуда ты, человечка. На моей родной планете это тоже незаконно.
Мои брови поднимаются.
— Тогда зачем вы это делаете? — меня поражает мысль, от которой у меня перехватывает дыхание. — Это потому что ты женат? — почти кричу я. Одно дело быть чьей-то племенной кобылкой, чего тоже не было в моем списке дел, но совсем другое — стать чьей-то подстилкой.
Он качает головой, и я выдыхаю почти с облегчением.
— А как насчет помолвки?
— Нет, я не обещан другой, — говорит он. — Супружеские пары прокалывают кончики правых ушей. Если кто-то обещан в брак — это видно по клипсе на том же самом месте. Когда брак состоится, клипсу заменяют серьгой.
— Я еще не видела никого ни с одной из этих штуковин, — говорю, пытаясь вспомнить лица инопланетян, виденных мной ранее.
— Скорее всего, нет, — говорит он. — Большинство мужчин на этом корабле одиноки, поэтому их и выбрали для этого эксперимента. Было всего лишь несколько исключений.
— Итак, вернемся к первоначальному вопросу. Почему вы нас забрали?
— Дети — это наследие. Все, чем мы являемся, все, во что мы верим, перестанет существовать без них. Они — наша единственная надежда на будущее.