Официант подошел. Ему рассказать? Нет, с официантами у меня что-то контакта не получается — не чуткий народ, до чужих историй им нет никакого дела.
— Сто граммов «Абсолюта».
Контакта с ним не получится, пусть несет водку и валит прочь.
— На закуску что будете брать?
Хм, филе из внебрачного сына…
— Апельсины у вас есть?
— Вы хотите закусывать водку апельсином?
— Да, хочу. Я все и всегда закусываю апельсином.
— Ну… хорошо. Вам почистить?
— Если не затруднит.
Стоит, не уходит. Принял заказ, а все равно не ухолит. Что ему надо? Нарывается на рассказ? Вряд ли, скорее всего думает, что я неплатежеспособна — вид, наверное, у меня еще тот, после шести-то дней загула.
— Сколько с меня?
— Двести семьдесят восемь.
Получил деньги и тут же ретировался — значит, я угадала. Вот, у меня уже аналитические способности проявляться начали.
Лучше бы они раньше проявились, когда я узнала, что Маришка беременна. И когда поняла, что Макс мне изменяет. Но тогда мне и в голову не пришло сопоставить — их друг с другом я никак не связывала.
Водку принесли. Как кстати! Пора принять свой анальгетик, чтобы не сдохнуть.
Хорошая водка. Бар так себе, а водка вполне и вполне.
А идейка, кстати, надо отдать Максу должное, была и правда остроумной. Только уж очень подлая. Я, когда узнала, что детей у нас точно не будет, предложила взять чужого и усыновить, но он наотрез отказался. Возможно, в чем-то он был прав: чужой он, конечно, не свой. Наверное, тогда-то я его и подтолкнула к той подлой, но остроумной мысли, сама не зная того, подтолкнула: что он может завести своего ребенка почти от меня — от моей сестры. По замыслу Макса я ни о чем никогда не должна была узнать: воспринимала бы ребенка, как племянника, наверное, полюбила бы его — как племянника, разумеется. И Максим делал бы вид, что ребенок — ему только племянник. И Марина делала бы вид, что нам он только племянник. А в общем, племянник он или нет, — все равно ребенок, один на троих, родной, свой ребенок. Эти доводы он тогда сестре и привел. И она согласилась. Но, конечно, все не так прямолинейно вышло. Не то чтобы Макс сразу, с порога, брякнул: давай, Маришка, заведем ребеночка. Исподволь действовал — окрутил, соблазнил. А когда она об аборте заговорила, тогда и привел свои доводы — рациональные, трезвые, подлые доводы. Но с самого начала, соблазняя ее, Макс имел в виду только ребенка. У них все произошло с точностью до наоборот: Марина влюбилась, и потому ребенка решила оставить, на Максовы доводы клюнула, а Макс ребенка хотел получить, и потому влюбился, да так, что совершенно голову потерял. И в прямом, и в переносном смысле.
Он не хотел меня бросать, но и жить без Марины больше не мог. И понял, что семья, которую он себе вообразил, — уродливая семья, совершенно невозможная семья. И жить такой двойной жизнью уродливо и невозможно.
— Я извиняюсь… Можно?
Пьяное, грузное тело бухнулось рядом на стул. Вот и дождалась собеседника. Вернее, слушателя.
— Пожалуйста.
Слишком пьян, пожалуй. А впрочем, какая мне разница?
— Скучаете?
— Теперь уже нет — вы ведь здесь, со мной.
Господи, что я несу? Да и не подходит он мне совсем. Для целей моих не подходит. По-моему, у него на уме только одно: как бы затащить меня в постель. И пьян, слишком пьян.
Да я и сама не трезва.
— Позволите?
Прикуривает от моей зажигалки. Нет, он слишком развязен.
— О чем вы все думаете? Радоваться надо, не думать. Что наша жизнь? — Он патетически откинул руку, но посмотрел на меня и слегка стушевался. — Ну, вы в курсе.
— Видите ли, у меня умер муж. Вернее, погиб… То есть… он выбросился из окна.
— Поздравляю! Значит, вы свободная вдовушка?
Смеется, подмигивает. Что же я делаю? Зачем стала ему рассказывать? Понимала ведь, что он совсем не тот, кто мне нужен.
— И симпатичная! А не выпить ли нам за упокой его души на брудершафт? А, симпатичная вдовушка?
— Ублюдок!
Я бросилась вон из бара. Кажется, опрокинулся стул — что-то грохнуло. Зачем, зачем, зачем я с ним заговорила? Ведь видела же, видела, какой он урод! Что я вообще делаю? Зачем я это все делаю? Надо домой, надо к сестре — ее, конечно, уже выписали из больницы. За все время я ей даже не позвонила ни разу и телефон держала выключенным. Я не знаю, чем все кончилось. Может быть, она умерла. Я не вынесу, если и Маришка…
Зачем же я в парк бегу? Назад, в этот ужасный парк… Мне надо домой. Нет, мне к Марине надо.