А еще у меня есть духи и косметика, но… мне все это не нужно. Меня это бесит. Я хочу ходить по улице непричёсанной, в черной толстовке и лосинах, а не чувствовать себя комнатной собачкой. Но у меня нет выбора.
Я храню молчание, застыв на стуле с выпрямленной спиной, и ничем не выдаю своих чувств. Внутри меня комок из клокочущей ненависти, панического страха, разъедающего стыда и… и… и желания. Желания успокоения. Когда я плакала у Деймоса на груди, а он прижимал меня к себе и гладил, мне стало спокойно. Было ощущение, что вот он – человек, которому подвластно все, который решит любую проблему. Если захочет.
На мою беду, Деймос излучает уверенность и власть, как радиацию, и любой, находящийся рядом, попадает под его ауру. Он электризует собой пространство. И я точно знаю, он получит все, что захочет.
А вот я хочу, чтобы он пожелал меня отпустить и отстать от моей семьи. Но… где-то очень глубоко внутри, в самой сердцевине этого грубого, токсичного комка из моих эмоций есть еле трепещущееся ощущение...чего-то еще… Ох, лучше не думать… Вырвать все это, к черту, и растоптать.
Деймос, как всегда, выглядит изумительно. И бесстрастно. Он отправил официанта восвояси и теперь сам наливает мне вино. Ставит бокал, садится напротив меня.
- В сейфе ничего не было, - без всяких вступлений начинает он. – Этот сейф – пустышка. Для таких умных, как ты. Неужели ты правда думала, что я буду держать его на виду?
Я не реагирую. Мне уже все равно.
- Итак, о твоем отце. Я догадываюсь, что он тебе рассказал, - пауза, - а о чем умолчал.
Я не шевелюсь, даже вилку не беру, хотя рыба пахнет очень аппетитно: филе лосося блестит в свете свечей, от него поднимается пар и дразнит мои обонятельные рецепторы. Я сегодня весь день ничего не ела.
- Как ты думаешь, из-за чего у нас произошел конфликт и двое друзей резко стали врагами?
Я равнодушно пожимаю плечами:
- Бизнес?
- Нет, Алика. Твой отец не такой, как тебе кажется. И я хочу тебе об этом рассказать. О его предательстве и подлости, о том, как он воспользовался…
К горлу подкатывает клокочущая ярость, прорывается, и я перебиваю, почти выкрикиваю:
- При чем тут вообще мой отец?! Он в больнице! Вам этого мало?! Я ничего не хочу знать! Даже если он чудовище – вы не лучше! – глаза начинает щипать от слез. – Что вы делаете со мной? Заперли тут, угрожаете, шантажируете, берете насильно с угрозой расправы? Это нормально?!
Деймос щурится, крутит в руках сигару.
Моя грудь вздымается от внутреннего шторма. Я не буду рыдать. Хватаю трясущейся рукой бокал и делаю большой глоток. Выпиваю все. Меня окутывает бархатистым теплом, растекающимся от горла до желудка. Красное вино частично гасит бурю эмоций.
Вызывающе смотрю в стальные глаза Деймоса.
Его острый прищур хочет проколоть меня – нахалку, посмевшую перебить его – господина.
Он ломает сигару напополам.
- Видишь ли. Если птичка лезет в рот крокодилу, то логично, что он захлопнет пасть? Я привык получать желаемое. Любыми средствами.
Он смотрит на меня так, что я перестаю дышать. Продолжает:
- Я пожелал тебя, когда увидел еще у самых ворот. Это я позволил тебе попасть внутрь. Ты попалась. И была наказана.
- И после этого вы смеете что-то говорить о подлости, предательстве и о том, что кто-то кем-то воспользовался? Даже если мой отец такой, то вы – еще хуже! В сотни раз! Он, по крайней мере, никого в плену не держит. Я залезла не для того, чтобы навредить! А для того, чтобы спасти. Разницу понимаете?
- Твой ход мыслей наивен.
Деймос на секунду закрывает глаза, а когда открывает, то в них колышется тьма с хищными отблесками свечей.
- Но мне нравится, - в его интонациях появляются вкрадчивые нотки.
Он встает. Обходит стол и протягивает руку.
- Приглашаю на танец.
В его ладони три моих запросто уместятся.
Нахожу в себе силы усмехнуться:
- Как будто у меня есть выбор.
Деймос медленно ведет меня в такт музыке, обхватив за талию одной рукой, а второй держит за руку. Благодаря высоким каблукам я дышу ему в плечо, а не в грудь. Вдыхаю запах. Меня обволакивает опасным жаром, голова кружится. А может это вино на голодный желудок так повлияло…
- Ты права, киса. Во многом.
Я сбиваюсь с такта, хочу остановиться и посмотреть на него. О чем это он? О том, что у меня нет выбора? Или о том, что я сказала раньше? И вообще, он серьезно или иронизирует?
Он замечает мое ошеломление, усмехается уголком рта:
- Я поиграю с тобой в другую игру. В справедливость. Неделю ты будешь жить у меня. Если в конце захочешь уйти – держать не буду. И отца твоего прощу.